Александр Егоров - Пентхаус

— Сюрприз?

— Ага. Еще какой. Это помимо премиальных. Ты, наверно, думаешь — черствый человек Георгий, раз на «бентли» заработал. А я вовсе не черствый… Я все понимаю. Я вижу, как ты мучаешься, Артёмыч, вот и пьешь каждый день… Но ты не волнуйся. Все когда-нибудь кончается.

Мы уже стояли у двери подвала. При последних словах я вздрогнул.

— А сюрприз тебе понравится, — пообещал Жорик.

И вот кресло похрустывает под весомым пациентом. Привычный бессвязный бред Жорика принимает видимые очертания. Я слушаю пульс и врубаюсь. Это и вправду новая серия.

Сводчатые потолки бывшего купеческого склада выкрашены масляной краской. Лампы дневного света жужжат и моргают, но дневным светом здесь и не пахнет, а чем пахнет — разговор отдельный. На стенах развешены бумажные плакаты патриотического содержания, с молодцеватыми военными, отдающими честь кому-то важному, кто на плакате не поместился. Вдоль стен — ряды стульев, а на них — ряд разномастных самцов-недоростков в одних трусах. Это допризывная медкомиссия. Герою шестнадцать. Он ёрзает на сиденье, ёжится и потеет. Его пот жирный и вонючий.

Многим знакомы военкоматские медкомиссии, похожие на конскую ярмарку. Врачи служат там годами, и их карма черная, как сапог. Вереница стреноженных жеребцов проходит перед ними, и каждому на круп надо поставить штампик, отправляя кого под ярмо, кого на убой. Некондиционное мясо встречается редко. У нашего Жорика есть все шансы пойти на колбасу.

Вот подходит очередь, и он заходит в кабинет. Там — несколько специалистов, и надо обойти всех; Жорик озирается, но ближайший чувак в белом халате строго его окликает:

«Исподнее — снять».

Жорик скалит зубы. И верно: остальные допризывники топчутся в кабинете с голыми жопами. Передок они прикрывают медкартами.

Прыгая на одной ноге, он снимает трусы, советские, белые, не слишком-то чистые. Живот выделяется, потный пах уже начал обрастать сивым волосом. Жорик вблизи довольно мерзок.

Врач окидывает его усталым взглядом. Задает вопросы. Отсылает к следующему.

Третий врач настырнее всех. Он просит Жорика нагнуться, раздвинуть ягодицы: в этом нет никакой необходимости, понимаю я, но врачу эти церемонии доставляют определенное удовольствие.

Вот он разворачивает юного воина. Приподнимается со своего стула, тянется и взвешивает в руке его мужское достоинство. Но тут, как в сказке, отворяется еще одна дверь, и Жорик впадает в ступор: он замирает, уставясь на того, кто вошел.

Это — медсестричка. Практикантка из училища. Розовая, как кукла, и со светленькими кудряшками. Ее и звать-то — Светка.

«Светлана, — упрекает ее один из врачей. — Ты бы это… стучалась, прежде чем».

А сам ржет втихомолку.

«Я же карточки принесла», — оправдывается Светка.

Жорик сопит. Рука доктора задерживается чуть дольше.

«С уздечкой нет проблем?» — задает он вопрос.

Наш жеребец не жалуется на уздечку. Он молча мотает головой.

«Ладно. По функциональной части — порядок?»

Медсестричка чуть слышно хихикает. В первый раз, что ли?

«Чего?» — не догоняет Жорик.

«Я говорю — половые связи уже были?»

Какой интересный доктор, думаю я. Что думает медсестричка Светка — совершенно неизвестно, но ее розовенькие ушки только что не шевелятся от любопытства.

А у Жорика вдруг шевелится тоже. Доктор смотрит на этот феномен, потом на самого Жорика. Прослеживает его взгляд.

«Так, всё, свободен, — говорит он, чтобы все слышали. — Ишь, растопырился».

Жорик прикрывается медкартой. Все смотрят на него, а он смотрит на Светку. Девчонка вспыхивает и исчезает за дверью.

«Проваливай отсюда», — говорят Жорику.

«В артиллерию пойдет, — ухмыляется кто-то. — В зенитную, не иначе».

Но Жорик не слушает специалиста. Злобствуя, он натягивает трусы. Другие парни ржут и толкают его в дверях.

После всего Жорик и еще какие-то ребята выходят на улицу. Там — уже совсем темно. Сыплет снежок: словно белые мухи вьются вокруг фонарей. Обшарпанные домишки вокруг засветились окнами.

На улице Жорик отстает от других. Осматривается.

В ближнем подъезде тепло и влажно, как в прачечной. Вернее всего, пар идет от горячих труб в подвале. Сквозь грязное стекло виден и военкоматский двор, и помойка, и белый «москвич» кого-то из военкоматских. Видно, как падает снег. И ни души вокруг.

Только Светка идет наискосок, через двор, в каракулевом пальтишке поверх халатика. В тонких колготках и ботиночках не по сезону, зато красивых. Дефицитных. Светка идет на автобусную остановку.