Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми

— Вы великолепно выглядите! — воскликнул судья, входя вслед за медсестрой.

Солнце заливало огромную, обшитую палисандровым деревом комнату, из которой исчезли аппарат для диализа, баллоны с кислородом и мониторы. Доктор Сандерсен, худой, как скелет, но загорелый, судя по напряжению мышц и расслабленности движений, только что претерпевший час фитнеса, поднялся навстречу представителям Белого дома.

— Примите наши соболезнования, — скорбно произнес Ирвин Гласснер, торопясь умерить чересчур жизнерадостный настрой юридического советника, для которого главным было успешное завершение торгов.

Сандерсен кивком указал на кожаные кресла, стоявшие перед его столом, сел сам и тихо произнес:

— Я говорил с отцом Доновеем по телефону в день его гибели. Он сказал, что Джимми долго расспрашивал его обо мне и что он обещал за меня помолиться. И тогда… только не подумайте, что я рассказываю вам это, чтобы набить цену…

Судья растянул губы в любезную улыбку, давая понять, что у него этого и в мыслях не было.

— …и тогда меня словно пронзило насквозь электрическим током. Уже через несколько минут я смог дышать самостоятельно, а к вечеру даже приборы зафиксировали стремительную ремиссию моего рака.

У Ирвина зашлось сердце, но он ничем не выдал себя. Пульсирующая боль в голове неотступно вызывала в его памяти одну картину: клен в Центральном парке.

— Ну, а у вас что? — спросил Сандерсен чуть дрогнувшим голосом. — Были новые проявления?

— Со своей стороны могу сказать, что президент готов заключить сделку, — уклонился от прямого ответа Уоллес Клейборн.

Он показал на бордовый чемоданчик из телячьей кожи, стоявший у его левой ноги: в нем был миллион долларов, первая выплата за право эксплуатации клона.

— Об этом речь больше не идет, — покачал головой Сандерсен.

Клейборн напрягся, сохранив, однако, благодушное выражение лица.

— Как прикажете это понимать, доктор?

— Я вам его не продам.

Мозговые клетки юридического советника немедля сосредоточились на статьях предварительного соглашения в поисках формулировки, запрещающей цеденту идти на попятный, но Сандерсен, предупреждая отпор, добавил:

— Я вам его отдам. Я не хочу наживаться на совершенных Джимми чудесах теперь… теперь, когда я испытал их на себе. Мы покинули область виртуального, господа. Вопрос о защите моих прав представляется в этом свете… смешным, чтобы не сказать, некорректным. Разве может интеллектуальная собственность распространяться на благодать?

Судья серьезно закивал, в глубине души не очень веря собеседнику.

— Наши соглашения остаются в силе; просто суммы, которые должны были выплачиваться мне, пойдут на благотворительность — выбор я предоставляю вам. Все равно теперь, без отца Доновея, я не знаю, что станется с моим фондом…

— Можете не беспокоиться, — поспешил заверить его Клейборн, — подпишем дополнительное соглашение, этого будет достаточно. Я передам его вам завтра со списком благотворительных фондов, достойных…

— Я вам доверяю, — оборвал его Сандерсен, снимая колпачок с ручки.

Пока обе стороны подписывали договор, Ирвин всматривался в черты своего коллеги. Ему с трудом верилось в этот внезапный перелом, но он представлял себя на месте Сандерсена: что если вдруг и его опухоль в мозгу рассосалась бы в одночасье? После водворения в Скалистые горы ему не давал покоя тот осколок снаряда, который четырехлетний Джимми усилием мысли удалил из колена священника, и он постоянно боролся с искушением повторить этот опыт. Не только этика слуги государства мешала ему, но и застарелое сомнение ученого — или, наоборот, истинная вера: нельзя испытывать Бога.

— Извините, что не приглашаю вас на ланч, — сказал Сандерсен, вставая, — у меня еще одна встреча. Препоручаю вас моим юристам, они знают лучшие рестораны на острове. Пожалуйста, передайте Джимми мою…

Он запнулся, подыскивая слово; впрочем, вся полнота чувства, вся его сила, все нюансы были написаны на его лице.

— Непременно передадим, — наигранно бодрым голосом пообещал уставший от перелета судья Клейборн.

Исхудавшие пальцы генетика хрустнули в его энергичном рукопожатии. Он подхватил чемоданчик и направился к двери, которую распахнула перед ним медсестра.

— Ну, Ирвин, мир? — тихо произнес Сандерсен, глядя в глаза своему собрату.

— Будьте осторожны, — только и ответил Гласснер, вспомнив отца Доновея: хоть он не знал наверняка, была ли его смерть делом рук ЦРУ, эта версия представлялась ему не то чтобы вероятной, но вполне логичной.