Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми

— Ты серьезно?

— Не доверяю я им. Если продавать душу, так хоть не вслепую, Ким. Я согласен быть Агнцем, но не бараном. Будешь вести переговоры за меня?

Она смотрит как-то растерянно.

— Я могу дать тебе аванс, — поспешно добавляю я и достаю конверт, который сунул мне пресс-атташе.

— Послушай, Джимми… ты ведь даже не знаешь, хороший ли я адвокат.

— Кроме тебя, я ни с кем не знаком.

— Я работаю недавно…

— А меня ждут через десять минут, чтобы подписать договор. Они меня уже обули с подпиской о неразглашении, не хочу второй раз быть лохом!

Она берет конверт и засовывает его в карман моей куртки.

— Хотя бы пойди к ним со мной, Ким… Мне важно им показать, что я не один, что есть кому постоять за меня, а то они думают, я на все соглашусь…

Ким достает из сумки блокнот и ручку.

— Что именно они тебе предложили? Постарайся вспомнить точные слова.

Я отвечаю, что речь шла о теологическом и духовном образовании, чтобы я развил свои способности на благо себе и другим и чтобы меня апробировал папа римский. Она невозмутимо записывает.

— По каким критериям?

— Что?

— Каковы твои аргументы для «апробации»?

— Генетическое досье и чудеса.

Она вздрагивает.

— Ты еще что-то делал после моего вывиха?

Я вкратце без похвальбы рассказываю ей про пончики, про воскресшего пешехода, про глаза слепого и про клен. Она записывает с бесстрастным лицом, с новой строки, ставя черточку после каждого события.

— Ты мне веришь?

— Я обобщаю. Если обе стороны убеждены в реальности фактов, мне не придется к этому возвращаться.

— Не говори им про клен: они велели мне пока больше никого не спасать.

Она перечитывает свои записи. Из раздевалки выходит пожилая дама: блестящий купальник, бирюзовые тени на веках, алая шапочка, скрученные ревматизмом руки и ноги. Она ковыляет к лесенке, кладет у бортика палку, падает навзничь в воду и плывет на спине безупречным, размашистым и изящным кролем мимо прогуливающихся по кругу японцев.

— И чего ты хочешь? — спрашивает Ким, вынув ручку изо рта. — Оплату по контракту, поденную, аккордную, гонорарную?

Я смотрю ей в глаза; меня трогает этот профессионализм, готовность применить свои познания к моей ситуации, не отвлекаясь на соображения сверхъестественного и религиозного плана.

— Не знаю… Ты бы что посоветовала?

— Гонорарную. Это позволит тебе предъявлять счет за то, что ты делаешь, и отказываться, если делать не хочешь, не рискуя неустойкой.

— Не в деньгах дело. Просто я хочу лечить кого хочу и когда хочу и разрешения не спрашивать.

— Ты готов подписать эксклюзив?

— Нет. Не желаю быть ни собственностью католиков, ни рупором республиканцев. Или демократов, если они победят на выборах. Не хватало еще, чтобы меня сбагрили вместе с мебелью. Перепродали…

— Если я добьюсь для тебя статуса добровольного медиатора, твоя независимость будет гарантирована юридически и финансово. У тебя недовольный вид.

— Да нет, это потому, что мы разговариваем у бассейна. Мне кажется, будто я смету обсуждаю.

— Ты сам попросил меня о консультации…

Я вздыхаю, вытягиваюсь в шезлонге и смотрю на облака, проплывающие над стеклянным потолком.

Ким еще минут пять вырабатывает свою линию, перечисляет возможные препятствия, вслух обдумывает приемы защиты и компромиссы. Странно, мои позиции укрепляются на глазах, а я чувствую себя все менее уверенно.

— А что если я ошибаюсь, Ким? Что если они навешали мне лапши на уши? Если они хотят просто-напросто спрятать меня в Скалистых горах, спокойно изучать мою кровь, мои реакции, мои способности, чтобы я был надежно изолирован? Прикинь, Христос на свободе, сеет смуту во имя истинных ценностей Евангелия, есть отчего содрогнуться миру! Все детство меня держали под стеклянным колпаком в лаборатории, я не хочу, чтобы это повторилось! Я потребую контракта, по которому Соединенные Штаты будут обязаны поставить все свои структуры на службу моему делу, с гарантией гласности, и чтобы мне были предоставлены все необходимые средства: телевидение, больницы, санитарные самолеты, персонал… А не то я сам выставлю себя на торги! Предложусь Африке, Азии, Европе… В конце концов, почему я обязан спасать свою страну, а не другую? Нет пророка в своем отечестве: ты должна сыграть на конкуренции.

— Пора идти, — говорит Ким, и мне кажется, она довольна, что время поджимает.

Она убирает блокнот в сумку, с озабоченным видом подправляет макияж.