Борис Виан - Пена дней

— В частности, потому, что данное кресло починить нельзя, а вообще-то потому, что он решительно не производит впечатление человека, умеющего чинить кресла.

— Но, скажите, какое отношение имеет починка кресел к канцелярской работе? — спросил Колен.

— А вы что, позвольте вас спросить, на пол садитесь, когда занимаетесь канцелярской работой? — с издевкой спросил директор.

— Видать, усердием вы не грешите, — подлил масла в огонь заместитель.

— Я вам прямо скажу, молодой человек, безо всяких обиняков, — сказал директор, — вы просто лентяй!

— Вот именно… Лентяй… — подтвердил заместитель.

— А лентяя мы ни при каких обстоятельствах на работу не примем! — заключил директор.

— Тем более что у нас для лентяев никакой работы и нет, — сказал заместитель.

— Позвольте, но это же лишено всякой логики, — еще слабо отбивался Колен, хотя понимал, что он уже на крючке у этих крючкотворов.

— Это еще почему? — спросил директор.

— Потому что лентяю где бы ни работать, только не работать.

— Так вы что, намерены заменить здесь директора? — спросил заместитель.

При этом предположении директор громко расхохотался и воскликнул:

— Ну, он силен!..

Потом лицо его вновь помрачнело, и он еще дальше отодвинулся от Колена в своем кресле.

— Уведите его, — приказал он своему заместителю. — Понятно, почему он сюда явился… Ну, живо, живо!.. Проваливай, прощелыга! — вдруг завопил он.

Заместитель кинулся на Колена, но тот схватил ручку, лежавшую на столе.

— Только троньте меня! — сказал он и стал отступать к двери.

— Убирайся, чертово отродье!.. — кричал директор.

— А вы — старый осел!.. — сказал Колен и толкнул дверь.

Он швырнул ручку в сторону директорского стола и опрометью кинулся по коридору. Когда он пробегал мимо вахтера, тот выстрелил ему вслед из пистолета, и бумажная пулька прошибла в филенке входной двери дыру, контуром напоминающую череп.

— Не спорю, это превосходный предмет, — говорил антиквар, обходя вокруг пианоктейля.

— Он из клена птичий глаз, — сказал Колен.

— Вижу, — сказал антиквар. — Надо полагать, ваш инструмент и работает исправно.

— Я продаю все лучшее, что у меня есть, — сказал Колен.

— Наверно, вас это огорчает, — сказал антиквар и наклонился, чтобы получше разглядеть рисунок древесины.

Он сдул несколько пылинок, которые нарушали ровное сияние полировки.

— А не лучше ли было бы поступить вам на работу, зарабатывать деньги и сохранить эту вещь?

Колен вспомнил кабинет директора, пистолетный выстрел вахтера и ответил, что нет.

— Вы все равно к этому придете, — сказал антиквар, — когда вы все вконец распродадите.

— Если мои расходы перестанут увеличиваться… — начал Колен, подбирая слова, — если мои расходы не будут расти, то я смогу, загоняя вещи, жить, не работая… Не очень хорошо, но жить.

— Вы не любите работать? — спросил антиквар.

— Работать ужасно, — сказал Колен. — Человек низводится до уровня машины.

— А ваши расходы все продолжают расти?

— Цветы стоят очень дорого. И пансион в горах тоже…

— Но может быть, она все-таки выздоровеет? — спросил антиквар.

— О! — воскликнул Колен, и лицо его осветилось счастливой улыбкой. — Как это было бы чудесно! — прошептал он.

— Но все же это не полностью исключено?

— Нет! Конечно!.. — сказал Колен.

— Это требует времени, — сказал антиквар.

— Да, — сказал Колен. — А солнце все уходит и уходит…

— Оно может вернуться, — сказал антиквар ободряюще.

— Не думаю, — сказал Колен. — Это глубинное явление.

Они помолчали.

— Он заряжен? — спросил антиквар, указывая на пианоктейль.

— Да, — сказал Колен. — Все резервуары заполнены.

— Я неплохо играю на рояле, — сказал антиквар. — Мы могли бы сейчас его испытать.

— Если вам угодно, — сказал Колен.

— Тогда я пойду принесу табурет, — сказал антиквар.

Они стояли посреди магазина, куда Колен привез свой пианоктейль. Вокруг них громоздились странные старинные вещи — кресла, стулья, консоли и прочая мебель. В помещении было темновато и пахло индийским воском и заспиртованными младенцами. Антиквар принес табуретку из кованого железного дерева и сел на нее. Потом он вынул из двери ключ, чтобы его журчание им не мешало.

— Вы помните что-нибудь из Дюка Эллингтона?

— Да, — сказал антиквар, — я сыграю вам «Blues of the Vagabond» {60} 60 «Blues of the Vagabond», или «Beggar's Blues» — «Блюз бродяги», композиция Дюка Эллингтона (1929). .