Кейт Мортон - Далекие часы

— Ты пойдешь наверх, Перси? — спросила Саффи; она убрала варенье и стояла с кувшином воды в руках.

— У меня еще пара дел внизу. Надо заменить батарейки в фонарике…

— Тогда я отнесу это Юнипер. Бедняжка хочет пить. До встречи!

— Я загляну по дороге наверх.

— Не задерживайся, Перси.

— Не стану. Я скоро.

Саффи помедлила у подножия лестницы, повернулась к Перси, мягко и немного тревожно улыбнулась и произнесла:

— Теперь нас трое. Уже неплохо, да, Перси? Нас снова трое.

Остаток ночи Саффи провела на стуле в комнате Юнипер. У нее затекла шея, и она замерзла, несмотря на одеяло, наброшенное на колени. Но она не ушла; ее не соблазнила собственная теплая кровать внизу, ведь она была нужна здесь. Саффи иногда казалось, что счастливейшие мгновения ее жизни — мгновения заботы о Юнипер. Ей хотелось бы иметь своих детей. Ей бы очень этого хотелось.

Юнипер пошевелилась, и Саффи немедленно вскочила и погладила влажный лоб младшей сестры, задумавшись, какие туманы и демоны там кишат.

Кровь на ее блузке.

Да, это и вправду повод для тревоги, но Саффи не желала о нем размышлять. Не сейчас. Перси все устроит. Слава богу, у них есть Перси. Ремонтник Перси, которая всегда прекрасно знает, что делать.

Юнипер успокоилась, глубоко задышала, и Саффи присела. Натруженные за день ноги гудели, она испытывала непривычную усталость. И все же она не хотела спать; сегодня выдалась ночь странных грез. Напрасно она приняла папину пилюлю; ей приснился на редкость отвратительный сон, когда она задремала в гостиной. Он преследовал ее с самого детства и на этот раз был таким ярким. Конечно, все дело в таблетке, и виски, и вечернем расстройстве, в грозе на улице. Она снова была девочкой, одна на чердаке. Что-то разбудило ее во сне, шум у окна, и она пошла посмотреть. Мужчина, который цеплялся за камни снаружи, был черным, как сургуч, как головешка. Вспышка молнии, и Саффи увидела его лицо. Красивое, живое, молодое лицо под чудовищной маской Слякотника. Он удивился, на губах заиграла улыбка. Именно таким он снился ей в юности, именно таким описал его папа. Даром Слякотника было его лицо. Саффи что-то схватила, она не помнила что, и с силой ударила чудовище по голове. Его глаза изумленно распахнулись, и он упал. Скользнул по камням вниз, в самый низ, в ров, из которого выполз.

В ту же ночь в соседней деревне женщина прижимает к груди новорожденное дитя, проводит большим пальцем по персиковой щечке крохи. Ее муж приедет домой через много часов, устав после ночного дежурства, и женщина, все еще потрясенная внезапными и тяжелыми родами, сообщит ему за чаем подробности: схватки в автобусе, боль, внезапная, пронзительная боль, кровотечение и дикий страх, что ее ребенок умрет, что она умрет, что она никогда не возьмет на руки своего новорожденного сына; затем она устало, нежно улыбнется и умолкнет, чтобы промокнуть жаркие слезы, и расскажет мужу об ангеле, который появился рядом с ней на обочине, опустился на колени и спас жизнь ее малышу.

Это станет семейной историей, которую будут повторять, передавать, воскрешать дождливыми ночами у огня, мирить с ее помощью спорщиков, декламировать на семейных торжествах. И время помчится вперед, месяц за месяцем, год за годом, десятилетие за десятилетием, пока на полувековом юбилее сына его овдовевшая мать не услышит из мягкого кресла в конце ресторанного стола, как внуки произносят тост и семейную историю об ангеле, который спас жизнь их отца и без которого ни один из них не появился бы на свет.

Томас Кэвилл не отправился со своим полком на бойню в Северной Африке. Он уже был мертв. Мертв и погребен, холоден как лед под землей замка Майлдерхерст. Он умер, потому что ночь была сырой. Потому что ставня сорвалась. Потому что хотел произвести хорошее впечатление. Он умер, потому что много лет назад ревнивый муж обнаружил свою жену в объятиях другого мужчины.

Но долгое время никто не знал об этом. Гроза утихла, вода спала, и крылья Кардаркерского леса заботливо укрыли замок Майлдерхерст. Мир забыл о Томасе Кэвилле, все вопросы о его судьбе были похоронены под разрушениями и обломками войны.

Перси послала письмо, последнюю, прогнившую ложь, которая будет преследовать ее до конца дней; Саффи отклонила предложение места гувернантки — она была нужна Юнипер и не могла поступить иначе. Самолеты пролетели над головой, война закончилась, небо проливалось год за годом. Сестры Блайт старели; жители деревни слагали легенды о чудаковатых старушках. Пока однажды их не навестила молодая женщина. Она была связана с той, что приезжала до нее, и камни замка узнали ее и зашептались. Перси Блайт поняла: время пришло. Она вправе избавиться от бремени, которое несла пятьдесят лет, и вернуть Томасу Кэвиллу его дату смерти. Положить конец этой истории.