Эрленд Лу - У

Мартин трогает меня за плечо и показывает куда-то пальцем. В прозрачной воде видно, как к нам не спеша плывет скат. «Игра закончена, ребята!» — объявляет он нам по-своему. Мы быстро поворачиваем назад и плывем к берегу. Последнюю часть пути проделываем бегом. Неуютное место лагуна! Находиться в ней опасно для жизни.

Дальнейшие поиски коньков исключены. Совесть не позволяет мне заставлять ребят плавать в таких водах, где обитают самые ужасные из всех возможных представителей морской фауны. Если бы у нас был хотя бы гарпун или маленький автомат, один мог бы стоять на страже, пока другой ищет коньки. Ну а так мы голые и беспомощные. В лагуну вообще лучше не лезть. Это нелегкое решение, но как руководитель я не вижу другого выхода. Слишком тяжела мысль, что у кого-то из нас могут откусить руку или ногу. Не больно мне хотелось бы звонить в Осло и запрашивать по телефону скорую помощь, потому что надо пришить откушенную ляжку!

Принимая такое решение, я ставлю под удар свое доброе имя и репутацию, но ответственное отношение и безопасность должны быть на первом месте. Я же не беспринципный ученый, готовый пожертвовать чем угодно ради того, чтобы доказать свою теорию! Уж лучше я примирюсь с поражением. В том, что я брошу поиски коньков, есть и своя хорошая сторона, так как я по-прежнему могу утверждать, что, по моему мнению, они там есть. Во всяком случае, никем еще не доказано, что их там нет. Никто не сможет с уверенностью утверждать, что я заблуждаюсь. В каком-то смысле было бы хуже, если, проискав под водой целый месяц, мы так ничего бы и не нашли. Тогда мне, вероятно, пришлось бы признать свою ошибку. Теперь же я могу сказать, что заветный клад сторожили чудовища. Думаю, люди меня поймут.

Само по себе ошибаться не так и страшно. Многие ошибались. История насчитывает сотни подобных примеров. Колумб считал, что Америка — это Индия. Ряд умных людей полагали, что Земля является центром Вселенной. Кто-то верит, что существует причинная связь между задутой свечкой и гибелью моряка. В пятидесятые годы глава «IВМ» заявлял, что компьютер, конечно, замечательная вещь, но во всем мире их понадобится не больше четырех-пяти экземпляров.

Уж коли ошибаться, то лучше ошибиться основательно.

Но пока что я еще не допустил ошибки. Я только не смог найти то, что искал. Надо походить возле берега и посмотреть, не лежат ли коньки поблизости. Может быть, я даже отважусь осторожно отплыть на несколько метров от пляжа. Но, в общем и целом, займусь-ка я лучше поисками других следов миграции. Вдруг самый скопидомный из индейцев, дрожавший над любимой вещью, закопал свои коньки в песке? Я этого не исключаю.

Я отвожу в сторонку Ингве, мою, так сказать, ходячую энциклопедию, и говорю ему о своем решении — пускай, мол, коньки лежат, где лежали, потому что так лучше из соображений нашей, а следовательно, и государственной безопасности. Он говорит, что, на его взгляд, — это мужественное решение. Мало найдется ученых, способных, когда нужно, вовремя остановиться. Это свидетельствует о безупречной принципиальности и твердых моральных устоях. Победа, одержанная во имя гуманизма. Сколько новейших достижений науки дорого обошлось людям!

Ингве горд, что служит под началом такого руководителя, который не идет к цели, ступая по трупам, ради того, чтобы доказать свою теорию.

— Значит, лучше перейти к запасному плану, — говорит Ингве.

— Да, именно так, — говорю я и объясняю, что как раз этого-то я и боюсь.

Я так сильно верил в теорию конькобежцев, что не подготовил никакого запасного плана. Да, у нас есть несколько мелких теориек, но ничего достаточно убедительного и обоснованного. Ведь наверняка есть еще черт знает сколько всего, что ждет своего открытия. С чего начнем?

Ингве рассказывает мне о современном состоянии дел в науке. Во взглядах на будущее науки существует два основных направления. Одни говорят, что наивно было бы верить, что в науке и впредь будут такими же темпами совершаться великие открытия, как в последние триста лет. Главное — открыто, и теперь следуют только уточнения и дополнения. Это плохо для таких, как я, О-циклистов, которые с пеленок воспитаны с мыслью, что им предназначено что-то открывать и придумывать теории. Направление серенькое…

А есть и противоположное направление. Мы пока затронули только самую поверхность, считают его сторонники. Мы знаем много важного, но нужно проникать глубже в материю, мы знаем, что то-то и то-то происходит, но мало знаем — почему? Сторонники этого взгляда указывают, что сто лет назад никто не мог бы предсказать появление теории относительности, квантовой механики или фундаментальной теории происхождения вселенной. Иными словами, в следующие сто лет допустимы такие же гигантские прорывы. И мы не в состоянии это предвидеть, так как теперешние наши представления будут опровергнуты.