Хелен Девитт - Последний самурай

Он сказал: Надо понимать, что попросту нельзя себе позволить вести себя так, будто имеешь дело со взрослыми людьми. Ты имеешь дело не с людьми, которые хотят понять, отчего то или это берет и работает так-то. Ты имеешь дело с людьми, которые хотят, чтобы ты вновь возжег в них детский восторг чуда. С людьми, которые хотят, чтобы скучную математику ты выкинул, потому что она мешает возжиганию…

Зазвонил телефон. Он сказал: Прости, минутку.

Он взял трубку. Сказал: Да? Нет-нет, вовсе нет, по-моему, все прошло неплохо, мне кажется, тут нам не о чем беспокоиться. Он обещал что-то мне написать к концу недели, у тебя пара дней на передышку.

Краткая пауза, потом он рассмеялся. Сказал: Даже не жди, что я на это отвечу, — нет-нет, просто давай побыстрее. Ага. Пока-пока.

Он вернулся. Он хмурился и слегка улыбался.

Он сказал: Есть такая дешевая издевка над христианскими фундаменталистами — дескать, если вы считаете, что Библия — буквально Слово Божье, а Слово Божье важнее всего на свете, как можете вы не учить язык, который Господь избрал для изначального своего текста, и если вы считаете, что существует Творение и это важно, оглядитесь вокруг — вы увидите, на каком языке оно думает. Оно миллиарды лет думает математикой. Само собой, если добраться до сути, никто не перещеголяет религиозных в чистейшем и необузданном презрении и к Творцу, и к Творению…

Он осекся, замялся и сказал: Значит, она тебе не рассказала… так что именно она рассказывала?

Я сказал: Ну

Он сказал: Ладно, не важно. Ты имеешь право знать. Уж этим-то я тебе обязан.

Я подумал: Надо кончать

Я сказал: Нет…

Он сказал: Нет, позволь мне договорить. Мне это нелегко, но ты имеешь право знать

Я подумал: Надо кончать

но Сорабджи в своей программе наловчился затыкать рот людям, которые пытались заткнуть рот ему, и я прямо не знал, что делать.

Я сказал: Нет. Я сказал: Вы ничего не должны мне рассказывать.

Я сказал: На самом деле я вам не сын.

Он сказал: Видит бог, я это заслужил. Ты имеешь полное право обижаться.

Я сказал: Я не обижаюсь, я просто формулирую факт.

Он сказал: Ладно, факт, а с этим как быть? и ладонью прихлопнул листки с преобразованием Фурье, и сказал Это тоже факт, его так запросто не вычеркнешь. Отношения существуют, хочешь ты того или нет. Ты и сам понимаешь, иначе бы не пришел. Вот и узнай теперь все факты, и он принялся расхаживать туда-сюда по кабинету и говорил очень быстро, чтоб я не перебил…

Он сказал: Моя жена — чудесная женщина. Чудесная. Трудилась не покладая рук, и, видит бог, я, когда женился, знал, на что шел. Брак по уговору — отец хотел помочь давнему партнеру и, хотя сам женился на иностранке — а может, именно потому, что женился на иностранке, — хотел женить меня на зороастрийке, и, в общем, здесь никого подходящего не нашел. На меня не давили, не пойми неправильно, отец сознавал, что меня воспитали сугубо западным человеком. Он просто попросил с ней встретиться, сказал, красавица, образованная, приятный нрав, если не понравится, тогда, конечно, и говорить не о чем, но ведь невредно просто встретиться, он оплатит мне поездку в Бомбей, а там посмотрим, как дело пойдет.

Само собой, любви с первого взгляда не вышло, но в заданных условиях мы неплохо поладили; и я понимал, что, если женюсь, могу рассчитывать на стопроцентную семейную поддержку моей карьеры, которая одна меня и заботила, и в целом, по-моему, сложилось неплохо. Есть свои плюсы, когда женишься, зная, на что идешь.

Он выставил ладонь — мол, не перебивай — и сказал: а в начале 80-х я поехал на Гавайи, на конференцию по инфракрасному излучению. И там познакомился с ней. Она читала доклад; ну, то-се; мы оглянуться не успели, а уже влюбились по уши. Она была — я не знаю, какая она сейчас, но, увидев ее впервые, я подумал, что в жизни не встречал девушки прекраснее. У меня от нее дыхание перехватывало. Банально, но это честное изложение факта — как будто меня пнули в живот. Есть такие вещи — не поверишь, пока сам не пережил. И она была умная, у нее бывали изумительные озарения, в таком-то возрасте; я даже не представлял себе, каково это — быть с человеком, говорить с ним и не думать постоянно, как бы попроще объяснить.

Он помолчал. Не успел я придумать, как воспользоваться паузой, он заговорил снова.

Он сказал; Возвращение в Лондон меня чуть не убило, но я как-то справился. Она вернулась в Австралию. Несколько лет мы встречались на конференциях. Наконец я сказал, что дальше так невозможно. Я не хотел делать больно жене, но невозможно так дальше. «Колосс» отставал от графика на три года, но уже походило на то, что года через четыре, может, пять он стартует, и я сказал, как только «Колосс» выведут на орбиту, попрошу у Фирозы развод, а она пускай приезжает в Англию, если хочет, мы тут ей запросто что-нибудь подыщем, или я поищу что-нибудь в Австралии, она сказала, что беременна, а я сказал Чего ты от меня ждешь.