Ксения Велембовская - Дама с биографией

Прямо перед домом разбили большую круглую клумбу, куда Агнесса Федоровна высаживала в мае цветочную рассаду — анютины глазки, астры, левкои и обязательно душистый табак. Его непередаваемо прекрасный подмосковный аромат через открытые в темный летний сад окна доносился и до западной террасы, где по вечерам за пыхтящим самоваром собиралось все семейство и гости из окрестных дач. Гости пили чай и громко восторгались пирогом с яблоками, воздушными меренгами, домашними эклерами с заварным кремом и зеленым царским вареньем из крыжовника.

Когда детвора, наевшись сладостей до отвала, неслась играть в лапту, в горелки, жечь высокий костер из сосновых веток, на террасе начинали позвякивать рюмки, бокалы, потом их заглушали бравурные звуки рояля, арии из оперетт, романсы и впервые исполняемые знаменитым советским композитором патриотические песни предвоенных лет.

В половине десятого с крыльца раздавался призывный звон колокольчика и решительный голос Агнессы Федоровны:

— Володенька! Павлуша! Мальчики, домой! Пора спать, мои дорогие.

Дети покорно шли домой: за ослушание отец мог не взять их с собой на рыбалку.

На рыбалку отправлялись на рассвете, когда туман еще скрывал очертания противоположного берега и озеро казалось Володеньке лишь ненадолго затихшим бурным морем, где плавает крейсер «Варяг». Папе везло — у него в ведерке била хвостом злющая зубастая щука, и Павлушке везло — уже поймал двух карасиков, а у Володеньки поплавок дрожал, но рыбка не ловилась, как ни уговаривал он ее ласковым шепотом: «Ловись, ловись, рыбка, и мала, и велика!» Карасиков скармливали Митрию — умнейшему серому коту, поджидавшему рыбаков, с громким мурлыканьем потирая бока о столбик калитки. Разварная щука с молодым картофелем становилась еще одним поводом, чтобы пригласить на обед соседей.

Последний такой воскресный обед был у Кашириных пятнадцатого июня сорок первого года. Через два месяца дача стояла с закрытыми ставнями и заколоченной крест-накрест дверью. Ветер гудел в печной трубе, стучал по крыше дождь, потом к окнам начали подбираться сугробы. Замерзшая на невиданном морозе, брошеная и, казалось, навсегда забытая хозяевами дача все равно ждала: вот-вот заскрипят по снегу ботинки и валенки, откроется дверь, и Агнесса Федоровна крикнет:

— Ростислав Иванович, растапливайте печку! Мальчики, бегом за дровами!

Трижды зима сменяла лето, и вот наступила весна… Чу! Что это? Будто плачет кто-то?.. Плакали, присев на крыльце, вернувшиеся хозяева. И Володенька плакал: так жалко Павлушу, он уже никогда-никогда не увидит нашу милую дачу! Павлик умер от воспаления легких в жарком среднеазиатском городе.

Дров, чтобы протопить выстуженную ветрами, холодными дождями и морозами дачу, не нашлось: исчезли дрова, все до единого полена. И не мудрено. Вон и сосны в Счастливом как поредели! А березы и елки с тонкими стволами пропали вовсе. Вдоль железнодорожного полотна, на полянах в лесу, на склонах глубокого оврага, где мальчики когда-то играли в войну, в разведчиков, — везде обнажились под апрельским солнцем черные картофельные делянки.

Поседевшие старожилы, «счастливчики», как шутили до войны меж собой соседи, тоже рьяно взялись за огородничество, и мало кто не набил жестокие кровяные мозоли тупыми лопатами и ржавыми кирками, прежде чем в пустой песчаной земле с сосновыми иголками появились первые жалкие всходы. Появились — и пропали засушливым летом.

Караси в озере тоже будто пропали. Володенька целый день просиживал с удочкой, чтобы к возвращению отца со службы мама смогла приготовить уху — жидкий суп, лапша лапшинку догоняет, с колючими рыбьими косточками.

Только ведь и плохое — голод, неустроенность, жгучие слезы, — так же как хорошее, когда-нибудь обязательно кончается. Зарос высоченным репейником, иван-чаем и вездесущей крапивой глубокий овраг, затрепетали на ветерке юные березки, под колючими свежими елками вылезли после грозы сопливые желтые маслята.

Володенька, на радость родителям, окончил школу с отличием, с красным дипломом — Бауманский институт.

Ростислав Иванович умер в семидесятом. Просто уснул в кресле на солнышке. Как старый Форсайт. Так и не дождавшись свадьбы сына. Все мужчины Каширины почему-то женились поздно…

Дальше повествование пошло от первого лица.

— Агнесса Федоровна скончалась в восемьдесят втором. Осенью, только-только мы с дачи вернулись в Москву, к себе на Чистые пруды. А мой дорогой Володенька, Владимир Ростиславович, умер… от инфаркта в восемьдесят шестом. Ему было всего лишь пятьдесят два… — Зинаида Аркадьевна снова отложила в сторону тупой огрызок ножа, которым чистила картошку к обеду, и вытерла слезы рукавом выцветшей кофты с пуговицами через одну.