— Не обижайся!
— Сядьте. Подарок это. Ну!
Влажные глаза ее смотрели на него и таяли, как от солнца.
— Ах, Алеша, Алеша…
— Анка вернулась, — сказал он. — А я еще не видел ее…
— Прячется, — объяснила тетя Варя.
— Почему?
— Тебя боится. Вот и прячется.
— Что же делать?
— Пойди к ней. Сам пойди.
— Так не я убегал, — усмехнулся Алеша.
— Может, ты сам боишься ее? — спросила тетя Варя.
— Может, — признался он. — Она артисткой стала… А я кто? Каким был, таким остался. Обыкновенный парень.
Тетя Варя выпрямилась.
— Ну уж, и обыкновенный! — возмутилась она. — Да ты лучше всех, Алеша!
— Вы со мной, как с ребенком, — смутился Алеша.
— А ты и есть ребенок… Ты всегда им будешь. И оставайся. За это тебя любить будут.
— Кто?
— Анка будет любить.
Когда он вышел на улицу, из дома донесся робкий звук, вздрогнувший за оконной занавеской. Один, второй… Тетя Варя осторожно пробовала баян…
А на далекой скамейке, под фонарем, торчала спящая фигура. Вот тебе и Анка приехала, а Сергеич опять дремал там же и так же.
— Дядя Сережа, как Анка? — спросил Алеша, остановившись.
Сергеич, не шевелясь, разомкнул дрожащие веки, безучастными глазами, в глубоких сургучных жилках, уставился на Алешу, просипел:
— Анка как Анка.
Да что же это с ним?
— Голу-уба моя! — донеслось врастяжку из-за ворот. — Голуба, заинька!
Открыв калитку, Анна Матвеевна увидела Алешу, но ничего не сказала. И Алеша зашагал прочь, ускоряя шаг.
Мать была в церкви, и он перекусил и быстрей ушел из дома, чтобы мать не успела заглянуть в сберкнижку, если вдруг вернется. Предстоял разговор, хотя он не боялся его. Он уже большой в конце концов… Немного оставшихся денег засунул под скатерть на углу стола…
А теперь — к Анке.
И едва решился, как понял: нет, не сможет…
Он сошел с ума, когда она уехала… Он забыл про экзамены в институт и даже не пожалел об этом, сотворил свой агрегат из дисковой пилы и мотороллера, получил тумаков от мосластых пильщиков из Верхней слободки, да что там тумаков, проще сказать — по морде, залез на второй этаж по трубе и попал в милицию, а все из-за денег, тугриков, или башлей, как называла их сейчас молодежь, которые он раздобывал, чтобы поехать за ней, за Анкой, разыскать, неизвестно где. Ладно… Об этом он ей никогда не расскажет…
Но сейчас-то она рядом, а он не идет. А почему он должен первым явиться к ней, как будто ничего и не было — ни ее отъезда, ни этого года? Могла бы сама дать знать о себе, даже если приехала на два дня! Так он уговаривал себя… Пока не понял, что изо всех сил рвался к ней, неизвестно куда, потому что ей было плохо, в чем он не сомневался, а теперь ей хорошо, теперь…
А может, она уже уехала?
Он взял с собой транзисторный приемник, пластмассовую коробочку, полную голосов, музыки и хрипов, чтобы не так одиноко было. Сиди на горке, на свежей травке под березой, возле пня, смотри на воду и слушай… Сквозь музыку и хрип он и услышал:
— Здравствуй, Алеша!
Сначала он не поверил, вроде это представилось ему, и выключил приемник.
Она стояла в своей малиновой кепочке на темных волосах. Он сразу узнал эту кепочку, рдеющую в слабых остатках быстро таявшего дневного света. Закурил и при вспышке спички увидел, что глаза у Анки — еще недавно чистые синие огни — густо накрашены и от этого стали больше, чем раньше, будто выросли, а улыбающиеся губы тоже выкрашены. Губы выгнулись, как на рекламной картинке, и влажно поблескивали. Вот какой броской стала Анка — что-то новое, цирковое… Как с картинки, правда. Если снять все это незаметным прикосновением, увидят, какая она особенная, не похожая на искусственных красавиц. Но он-то и так знает это…
Тонкий нос заострился: похудела.
— Прямо телепатия, — сказал он, с трудом набрав в себя немного воздуха.
— Почему это? — спросила Анка, опускаясь на свой пенек.
— Я думал о тебе. Только что. Встань!
Он накрыл пенек носовым платком, и она снова присела.
— Спасибо.
И спросила наигранным, незнакомым голосом, в котором слышалась фальшь, он не напоминал прежнего ее голоса, порывистого, взахлест:
— Только что, в эти вот минуты и думал? А в другие? Не вспоминал?
Алеша впился в нее глазами.
— Приехала?
Анка отвела свои накрашенные глаза, долго глядела на реку.
— А тут все по-старому… Те же коряги в воде…
Читать дальше