Александр Жолковский - НРЗБ

Работы идут широким фронтом. Решено воскресить Пушкина поры ранней зрелости, то есть, первой половины 20-х годов. Ресуррекция более позднего AС поставила бы перед проектом слишком трудные задачи, в частности, потребовала бы учета прозы. Кроме того, Поэтбюро недвусмысленно дало понять, что предпочитает ранний период творчества как более революционный. Максимальное напряжение всего народного хозяйства позволит продержать AС в суперкреативном режиме не менее 12 часов, чего, по данным Главного Текстологического Управления, с запасом хватит для генерирования лирического текста средней величины (8-16 строк).

День «Х» назначен на 6 июня. Пушкин будет ресурректирован в специальной пломбированной биокамере, откуда передача «Один день AС» будет непрерывно транслироваться по всему земному шару тремя каналами головидения. Только бы не промахнуться и попасть к началу!

3-я ночь

Все кончено! Я ничего не увижу. Я опоздал, и мысль бесплотная… Точно по схеме я принял 0,11, но, видимо, так разволновался от предвкушения встречи с AС, что это долго не давало эффекта. Тогда я машинально схватил дополнительную дозу (кажется, 0,4), которая, разумеется, пронесла меня дальше, чем нужно.

Я застал лишь гигантское пожарище. Сквозь дымящиеся развалины Креацентра я бросился внутрь и у дверей биокамеры столкнулся с Доком. Он на бегу рассказал мне, что сначала все шло, как по маслу. Хозяин выступил с торжественным докладом и призвал не щадить ничего, даже жизни, для достижения исторической цели — создания управляемого «божественного глагола» (он так и сказал, «божественного»!), способного зажечь людей на новые подвиги. Увы, его словам суждено было стать пророческими!

Хозяин лично произвел пуск комплекса. Программа стартовала точно по графику, все системы работали нормально, хотя и на предельных нагрузках. Секунда в секунду в 11:00 Пушкин проснулся и тут же в постели, при специально смоделированном огарке простой восковой свечи, принялся набрасывать черновик стихов (для оптимизации использования активного времени было применено препрограммирование заготовок, симулирующее ночную работу фантазии).

Все сорвалось из-за пустяка, но катастрофа была мгновенной и полной. Где-то на Крите троуджахеддины похитили жену нефтяного магната, знаменитую графиню Элину Минилассис, и в лазерной перестрелке был выведен из строя спутник связи, через который из Европы поступала телеметрия, регулирующая энергоуровень генетической пушки AС. Последовал взрыв невиданной силы по всему периметру Креацентра, моментально иррадиировавший во внешнее креаполе, то есть, практически на всю поверхность планеты, включая Антарктиду. Аннигиляция миллиардов людей и астрономически дорогой техники стала делом буквально нескольких секунд.

Центростремительная радиация шла медленнее, лишь постепенно слизывая слой за слоем противолазерную оболочку Центра. Но к тому моменту, как мы с Доком добежали до наружного помещения биокамеры, было уже поздно. AС мы, конечно, застать не надеялись — информационная решетка, на которой держался его антропоморфоид, должна была деконструироваться первой, сразу же после дерегуляции генетической пушки. Но еще при нас догорала забрызганная воском и чернилами простыня, которой он, по-видимому, пытался заслониться от излучения, так что на ней фантастически отпечатались вдвойне африканские черты его лица, искривленные пожиравшим их пламенем.

Я хотел переключить рекордер на видео, но пока я с ним возился, пламя охватило внутренность биокамеры, в том числе и черный ящик с маг-кристаллом. «Все погибло», — подумал я, но вдруг заметил, что Док напряженно всматривается в огонь и шевелит губами, как будто силится прочесть что-то неясно различимое. Я последовал за его взглядом и — о, Боги! — моментально и навек был вознагражден за все! В самом центре голубого костра, похожего на пылающую кисть рябины, или, точнее, винограда, вся в помарках, кляксах и зачеркиваниях, привычно бежала вкось, никуда не убегая, не сгорая и лишь слегка подрагивая в лизавших ее языках пламени, голограмма до боли родного почерка. Неужели никто никогда этого не увидит? Я резко нажал на переключатель….»

На этом машинопись обрывалась, и за ней следовал неразборчивый текст от руки (увы, более чем знакомый профессору!) чернового наброска 1823 г.:

Кто, волны, вас остановил, Кто оковал [ваш] бег могучий, Кто в пруд безмолвный и дремучий Поток мятежный обратил? Чей жезл волшебный поразил Во мне надежду, скорбь и радость [И душу] [бурную] и [нрзб] [Дремотой] [лени] усыпил?…