Владимир Маканин - Пойте им тихо

С Леной тоже никак не получалось, но тут хоть причина была: красотка мирилась с мужем. Недовыяснив, они там что-то бесконечно выясняли и уточняли про будущую их жизнь; Коляне же Лена отвечала по телефону в лучшем случае сухо — нет, я занята; нет, занята; да пойми же, не хочу я.

Раз, впрочем, оказавшийся случайно в их районе, Коляня прошел мимо дома и, увидев, что машины оранжевой нет и, стало быть, мужа нет, а она (кто знает?) дома, поздним-поздним вечером вбежал к ней через четыре ступеньки, а был дождь. Он вбежал мокрый, его трясло, как лихорадило; Лена уступила тут же и сразу, на диванчике, с которого они вдруг в спешке падали, узкий был, покрытый одеялом в синие квадраты, а там в комнате спал Вовка, а тут в дверях мог появиться муж. Она радовалась, она, может быть, плакала, нет, ей-богу, она, кажется, плакала в тот раз — а с его головы скапывала вода, промок, с дождя вбежавший через четыре ступеньки. Лицо ее было мокрое, но тут вопрос: впрямь ли слезы или же с ушей его и с головы дождевая вода, теплая, — летний был дождь, быстрый и теплый, и машины оранжевой у подъезда не было.

Лена вскоре же выставила, и Лена же запретила и даже по телефону отодвигала теперь отрывисто и неприязненно — нет, я в делах; нет, мне некогда; да, лучше не звони совсем. Звонил он в немочи и другим, в нулевом же итоге листал, листал записную книжицу и тупо сидел на ночь глядя в холостяцком номере, в том самом, в пустом и голом гостиничном номере, который в бездомности еще недавно казался (и был!) удачей и знаком свыше и был ослепителен, как ослепительно начало.

Даже и сблизившись с Коляней вновь, Леночка не была уверена, что нашла в жизни что нужно: обжегшаяся с муженьком однажды, Лена вела поиск.

Высот бытовой мудрости многие женщины достигали, побывав замужем раза два-три, но Леночке для урока, кажется, хватило и одного. Кое-что уяснилось. Мужчины, утомлявшие ее своим однообразием, если не глупостью, никак не хотели верить, что молодая женщина может выбирать и колебаться, тем паче думать: они полагали, что все это отрывки из кинофильмов и главы из романов, на деле же, мол, основное, что решало и решает, конечно же, у мужчины в штанах или же на худой конец и в кармане этих же штанов, то есть деньги, остальное же, мол, болтовня — именно что отрывки из фильмов и главы из романов. Леночку это бесило, тем сильнее, что ведь и впрямь опалила надкрылья возле первой же свечки. Как бы в пику им всем вела она теперь свой женский поиск: обдумывала не спеша и не спешила, додумывая. Оформился и портрет: умненькая, хладнокровная, вспыхивающая когда надо блондиночка, притом что и поплакать умеет, и за себя постоять тоже умеет.

Предельно выматываясь, Лена ежедневно тряслась и пылила из НИИ — в детский сад, из детского сада — домой, а из дома — в тот конец города, где психушка и больной отец. И лишь когда отец подлечился и из больницы вышел, она решила, что надо бы, пожалуй, немного расслабиться и обдумать сложившееся без суеты: она взяла отпуск и укатила с сынишкой в Евпаторию.

Коляня же в эти дни своей жизни много удивлялся: удивляли люди и удивило, в частности, что Лена его любит, а замуж за него не рвется. Он было захотел с ней в Евпаторию, однако она не велела.

— Нет, — Лена так и сказала. — Поеду и побуду одна. Мне надо мозгами пораскинуть.

— Насчет меня? — Коляня спросил, думал, что с иронией.

— И насчет тебя тоже.

— Разводиться с мужем не собираешься?

Ответила Лена с нажимом:

— Я сначала подумаю — потом разведусь, а не наоборот. Ладно?

Старик клеймил — то взлетая, то падая на незатухающей волне гнева, он напал на любовь к собакам. Собак, мол, любить годится, но не годится подменять ею любовь к людям. Начитавшийся брошюр, старик в меру интеллектуальничал: любовь, мол, без направленности на людей старается раствориться, пропасть или же изойти в видимости — сия тайна из самых великих. Любовь же к собакам и есть, конечно, видимость любви.

«Вы должны любить окружающих вас, — ярился и покрикивал знахарь. — Сослуживца и соседа полюбите-ка с их говном! Любовь к собачкам растлевает вас, и не смейте любить пса, если не любите соседа. Собачки — не любовь, а видимость, клапан, который пожирает вашу любовь, взрасти ей не давая! — Если мысль его сбивалась, он тем более орал и хрипел, хотя бы уже ором и хрипом расчищая и как бы обеспечивая себе особое, ознобистое место в душе слушающего. — …Стало быть, уже человек?! Э, нет. Вы не люди. Вы подонки. Вы слишком спорчены , и потому вам хочется пусть дешевенького, но сладенького, вам еще любить и любить, пока станете людьми!» Лампа, освещавшая комнату, сегодня почему-то мигала, но, заново возникая из темноты, лица якушкинцев оставались недвижны. Не были они похожи на слушающих и не были похожи на больных, врачу внимающих. Сидевшие вкруговую, были они, если уж сравнивать, похожи на степных сусликов, выставившихся завороженно из своих норок, кто нацело, кто вполовину, — на тихих и робких степных зверьков, вытянувших мордочки и вбирающих чуткое постоянство или же переменчивость в посвисте ветра. Убогими Коляня называл их лишь условно, тут можно было углядеть куда большее.