Маргарет Этвуд - Телесные повреждения

— Дерьмо, — с презрением цедит Лора. — Этот Марсон полагает, что все должны сдохнуть за революцию. За ЕГО революцию. Он ни перед чем не останавливается. Он бы лучше снял свои дурацкие ковбойские сапоги, держу пари, что он их и на ночь не снимает. Приехав из Штатов, он вообразил себя Посланником Божьим. Считает, что раз побывал там, то к нему должны относиться как к Мессии. Он служил там в армии, и что-то с ним произошло, служба сильно повлияла на него. Насмотрелся разных фильмов и решил, что сам герой. Если Принца изберут то Марсон станет министром юстиции. Дерьмо, можешь вообразить?

— Мне уже лучше. — Эльва берет кубик льда и засовывает себе в рот.

— У нее еще идет кровь, — открывает рот Ренни, но Эльва уже удаляется твердой походкой, как будто с ней ничего не произошло. — Может, тебе пойти с ней?

Лора пожимает плечами.

— Так она мне и позволила, как же. Что это взбрело тебе в голову? Она поступает, как ей заблагорассудится. В этой дыре, когда достигаешь ее возраста, тебе никто слова не может сказать поперек.

— А ей есть куда пойти? О ней кто-нибудь позаботится?

— У нее есть дочери. Внуки. Она не нуждается в их опеке, сама о них заботится. Здесь вся жизнь держится на таких старухах, как она.

Гостиничная горничная уносит тазик. Ренни становится сразу легче дышать, крови больше нет. Люди вернулись к прерванным напиткам и закускам, стало тихо, на воде покачиваются в солнечных лучах яхты. Лора прикуривает, выпуская из ноздрей длинную струйку серого дыма.

— Все затеял Марсон. Это он заставил Принца участвовать в выборах, убедил его выдвинуть свою кандидатуру. Принцу бы это самому в голову не пришло. Марсон бы Господу Богу плешь проел, будь у него такая возможность. Он прекрасно понимает, что за него лично голосовать никто не будет. Его никто не любит, все любят Принца, вот Марсон и убедил Принца сделать это для него. Принцу втемяшилось, что Марсон незаслуженно обиженный, и переубедить его невозможно, что тут поделаешь?

— Как ты думаешь, он победит? — спрашивает Ренни.

— Если Господь внемлет мне, то нет. Надеюсь, проиграет. Надеюсь, что провалится с треском, чтобы впредь неповадно было. Тогда, может, мы сможем вернуться к нормальной жизни.

Ренни устало тащится в гору к дому Поля. Как жаль, что он не сказал ей, когда вернется, а в ее положении вряд ли уместно предъявлять какие-либо требования. Она всего лишь залетная пташка, гостья. Постоялец. Визитер.

Вдоль дороги ни единого деревца, чтобы укрыться от палящего солнца, асфальт чуть не плавится. В такое время на крылечках не увидишь ни одного человека. Но Ренни спиной чувствует на себе любопытные взгляды. На полдороге, не доходя холма, ее окружает стайка школьниц, с десяток девчонок, разного возраста и роста, все в одинаковых плотных черных юбках, белых блузках с длинными рукавами, с белыми лентами в волосах, почти все босиком. Не говоря ни слова, две девочки берут ее за руки с двух сторон. Остальные со смехом кружатся возле Ренни, изучая с самым пристальным вниманием ее платье, сандалии, сумочку, волосы.

— Вы тут недалеко живете? — спрашивает та, что держится справа. На вид ей лет шесть, и когда Ренни заговаривает с ней, она внезапно смущается, но не выпускает руку из своей ладошки.

— У тебя есть доллар? — опрашивает левая малышка. Но первая девчушка сердито обрывает ее: «Не будь дурой».

— Вы сестры? — спрашивает Ренни.

Ее спутницы пускаются в пространные объяснения, из которых можно заключить, что они тут все сестры: некоторые родные, некоторые двоюродные, другие приходятся двоюродными сестрами одним, но никак не другим. «У них один папа, но разные мамы», — щебечут они. Когда они доходят до ворот, где живет Поль, девочки молча выпускают Ренни из своих цепких лапок. Им известно, что она живет здесь. Они провожают Ренни взглядом, хихикая за ее спиной.

У Ренни нет ключа, но дверь оказывается незапертой. Поль считает, что незачем запирать дверь, у него нет такой привычки. Ренни устраивается в гамаке и ждет…

Через полчаса на крыльцо поднимается низкорослая туземка в зеленом ситцевом платье с большими желтыми бабочками и проходит в дом. Кивком она здоровается с Ренни и больше не обращает на нее никакого внимания. Она стряхивает крошки со стола, протирает его, моет тарелки, вытирает их, ставит обратно в шкаф, чистит плиту и подметает пол. Потом идет в спальню и возвращается, неся простыни. Она выносит их в сад за дом, стирает вручную, в огромном красном пластмассовом ведре, воду она набрала из-под крана, торчащего из цистерны. Туземка полощет белье, выжимает, вешает сушиться. Затем снова исчезает в спальне, видимо стелет постель, догадывается Ренни, раскачиваясь в гамаке и наблюдая за женщиной. Наверное, ей следует сделать вид, что она занята важным делом, но у нее не получается, ей ужасно неловко, она чувствует себя не в своей тарелке, она пытается поставить себя на место этой женщины, пришедшей убираться в чужом доме за чужими людьми после того как они пили, ели, занимались сексом. Женщина опять появляется в дверях спальни, на этот раз она держит в руках розовое бикини, которое Ренни не девала позавчера. Похоже она собирается и его постирать.