Анатолий Ким - Белка

Шел снег, так красиво — ложился на зеленые еще кусты и елочки, и я закрыл глаза и стал придумывать чудесную композицию из белого и зеленого — всего из двух чистых тонов хотелось создать что-то свежее и оригинальное. Почти такое же пушистое и забавное, как если муку просыпать на зеленый стол: помнишь, ты делала пироги на крашеном масляной краской столе, и из пакета сыпала на столешницу мукой, и получались белые звездочки и брызги из сухих мучных клякс? Тут вспомнились вмиг миллионы мелочей сразу, и все было прекрасным, не красивым, а прекрасным, как белый гриб, как расколотое березовое полено, как скользкая ледяная дорожка, на которую кто-то уронил красную вязаную варежку ах Лилиана! Мне стало тебя жалко, той жизни жалко, которая была у нас с тобой, и любовь нашу жалко, и твой незабвенный взгляд — и все это уже в другом времени: и березовое полено тоже, и ледяная дорожка, и моя мама, и детдом…

Так что же мне — так и скакать из одного времени в другое, чтобы гнаться за тем, что было, прошло, растаяло в воздухе, и любить не жизнь, а ее призрак, потому что прошлое и есть призрак жизни? Но как же быть с моими двумя каторжниками, которые шли рядом со мною, прикованные к одной цепи? Их ведь я тоже любил и жалел!

Вот тут-то я остановился как вкопанный. Я вдруг понял, где мне хочется быть и к а к быть. Я захотел быть вне всякого времени, но всегда — человеком. Я не мог постигнуть человека, чтобы решить: хуже всех тварей он на свете или лучше всех. Но я не мог в любом случае не жалеть его и не любить, потому что каждый был как я. Хотел добра, покоя, но вынужден был жить и страдать. О, сколько же страданий у каждого и у всех, какой груз прошлого страданья! Что они с собою сделают, Лилиана? Будет ли каждый из них Вечным Живописцем, или на самом деле последними умрут лишь палачи?

Я остановился — и цепи с меня спали. Мы были посреди широкой замерзшей реки, лед стал только недавно, трещал и гнулся под ногами. Конвой орал, чтобы мы быстрее шли вперед. На нашем пути стояли люди, рыбаки, сети забрасывали в широкие проруби. На другом берегу виднелась какая-то деревня. Палач сказал: «Ты бежать хочешь, мы тя ня пустим». Конвой широко разбрелся по сторонам, искали лед покрепче, чтобы обоз провести. Мои сокандальники схватили меня, другие каторжники закричали «караул, убивают», и конвойные с ружьями наперевес бежали в нашу сторону. Палач и его лохматый напарник схватили меня за руки, за ноги и бросили в прорубь.

Вот мы сидим с тобой, Лилиана, и слышим, как где-то закричали гуси и утки, им ответили воробьи, и стоит осень на дворе — сентябрь. Но если бы ты знала, Лилиана, что в череде дней, которые пройдут после сегодняшнего, и в наслоении прошлых дней, которых не счесть, этот крик гусиный — утиный — воробьиный был и нет и есть всегда. Время считается существующим только потому, что происходит событие, а потом его нет. В пространстве происходят какие-то события — ну, скажем, чья-то жизнь проходит, — а это всего лишь видоизменяется само пространство, вот что называют временем, Лилиана. Видоизменение пространства и есть жизнь, а не печальная утрата времени, как мы думаем. Мы ведь ничего не утрачиваем. Пространство всегда остается там, где было, но только всегда меняет свой вид посредством наших жизней. И еще — благодаря движениям облаков, ветра, птиц, зверей, ручьев и падающих в море скал.

Я тебя научу не грустить, что жизнь проходит. Помни, что в том месте, где ты находишься и грустишь сейчас, происходило и будет происходить неисчислимое количество всяких перемен пространства, сдвигов земной коры, полетов бабочек и жуков, прорастаний высоких деревьев, а может, присядет под этими деревьями странствующий музыкант и сыграет на флейте какую-нибудь светлую мелодию, и все это будет одно и то же: и земной сдвиг, и бабочки, и музыкант, и ты. Все это есть одно лишь пространство и его видоизменения.

Ты есть всего лишь часть видоизменяющегося мирового пространства, случайно названная именем Лилиана, и твоя жизнь столь же необходима миру, как прыжок кузнечика с места на место или зарождение новой звезды в космосе. И твои мысли, твои чувства, твоя любовь — это все происходит под быстрый смех каких-то очень веселых невидимых волшебников, которые заняты придумыванием бесконечных перемен в мире.

И когда-нибудь встретятся все маленькие девочки, красивые девушки, и женщины зрелых лет, и седые старушки — все, которые назывались этим случайным именем, — все соединятся вместе в одно неизменное вечное созвездие Лилианы.