Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

Вечером, когда Фарида вернулась из города домой с тяжелыми сумками в руках, она обрадовалась, увидев своего сына Ильмурада, который сидел на чорпае, угощая вкуснятинами свою слепую бабушку и братишку с сестрёнкой. Ильмурад встал с места и побежал навстречу к маме. Фарида поставила сумки с рисом и, широко раскрыв объятья, крепко обняла сына.

— Сыночек мой бедный, как я соскучилась по тебе! Умница ты мой… говорила она, целуя Ильмурада в щечки в лоб и улыбаясь сквозь слезы — ну, как твои дела, солнышко моё?

— У меня всё хорошо, мама. Я приехал сегодня, чтобы поздравить тебя. Сегодня твой день рождения. Прими мои поздравления! Я купил тебе подарок — сказал Ильмурад.

— Да? Ну и дела… А я даже забыла про свой день рождения. Спасибо тебе, сынок, — сказала она, ещё сильнее обнимая Ильмурада.

Ильмурад, вырываясь из объятия матери, сказал:

— А ну-ка, мама, закрой глаза.

Фарида, улыбаясь, закрыла глаза. Ильмурад открыл клетчатую дорожную сумку и выташил оттуда картонную коробку. Потом сказал:

— Теперь открой! Фарида открыла глаза и увидела картонную коробку с новыми туфлями.

— Ой, это мне? Какая прелесть! — воскликнула она и в глазах у неё снова появились слёзы радости.

— А ну-ка, пример, мама, это твой размер. В этих туфлях тебе удобно будет ходить. Они не на шпильках — сказал Ильмурад.

Фарида взяла туфли и начала примерять их.

— Ну, умница ты мой. Точно — мой размер. Какие красивые туфли, Господи! — обрадовалась она, шагая туда-сюда, не отрывая глаз от своих новых туфель.

— Не жмут? — спросил Ильмурад.

— Нет, подошли — ответила Фарида и, снова обняв своего заботливого сына, поцеловала его в голову, погладила волосы.

— Эти туфли не фабричные а рукодельные. Говорят, что рукодельные вещи намного прочнее чем фабричные. Эти туфли я купил у одного башмачника — сказал Ильмурад. Услышав слова сына Фарида почувствовала, как у неё ёкнуло сердце. Она подумала о сапожнике Гурракалоне, который покупал у неё рис.

— Я познакомился с этим башмачником на обувном базаре, когда я таскал его огромные мешки с обувью — продолжал Ильмурад — Оказывается, башмачники тоже делают неплохой бизнес. Он сказал, что если я захочу учиться на башмачника, то он готов познакомить меня с одним сапожником, который может обучить меня этой профессии. А что если я стану учеником того сапожника? Как ты думаешь, мамань? — сказал Ильмурад, глядя на свою маму.

Фарида задумалась. Тут в разговор вмешалась свекровь.

— А что, пусть идёт учиться на башмачника. У кого есть профессия, тот не пропадет. Ты разреши ему, доченька. До каких пор он будет выполнять адский труд как раб на базаре? Пусть учится. Он у нас умный, и через год, став хорошим сапожником, он откроет дома свою собственную ремонтную мастерскую. Профессия сапожника научит его терпению — сказала она сидя на чорпае.

Фарида согласилась со своей свекровью. Они долго разговаривались, ели мягкую лепешку со сметаной, пили чай с национальным сахаром «навват», похожий на золотые кристаллы. Возле их ушей надрывно начали жужжать и кусать кровожадные комары.

— Сделай дуд, сынок — велела Ильмураду Фарида.

«Дуд» в переводе означает дым. Ильмурад положил в тачку хвороста и, вложив туда пару кизяков, зажег. Кизяки начали дымить. Ильмурад подкатил железную тачку с горько дымящим кизяком ближе к чорпое. Комары перестали их кусать. Издалека доносились кваканья лягушек, а во дворе, где — то в кустарнике роз, монотонно пели сверчки, сверля тихую мглу. Их пению вторило эхо от стены маленького дома, побеленного известью. Из-за деревьев показался огромный диск луны. Повеял ночной ветерок, играя листьями белых тополей, которые серебрились при свете луны. После вечерней молитвы Фарида установила над чорпаёй большой полог похожий на палатку, сшитую из марли, чтобы защититься от надоедливых комаров. После этого легла спать и быстро уснула.

Ей снилась город Дубай. Она шла по улицам многолюдного Дубая с тяжелыми сумками в руках и кричала:

— Кислое молоко! Кому кислое молоко! Есть отменный рис «девзира» для приготовления вкусного плова! Кому рис?!

Там она увидела и сапожника Гурракалона, который сидел у открытого окна всемирно известной гостинницы «Буржул араб» и шил золотыми нитками сапоги для товарища императора страны из шкуры степного Тапира. Поскольку гостиница-небоскреб «Буржал араб» была высокой, Гурракалон не слышал голоса Фариды. Поэтому ей пришлось кричать ещё громче, чтобы привлечь внимание великого башмачника планеты. Тут кто-то открыл окно где плыли облака и, глядя вниз, начал крыть Фариду самыми последними нецензурными словами: