Павел Басинский - Полуденный бес

Нет, Недошивин не был барином. С барином проще. Барские замашки понять несложно. Если, конечно, ты не дурак. А исполнять их бывает очень даже приятно. К тому же барский шофер собственный ндрав должен иметь, особинку в вождении, в содержании машины, даже в исполнении воли барской. Шофер без особинки барину не нужен. Как конь без норова, как любовница без телесной и душевной изюминки или личный врач без своего характера и манеры обращения с пациентом.

Но как раз этого Недошивин не требовал и даже за малейшее проявление ндрава шоферов прогонял. И не думал при этом – чертов службист! – что отставленный от его «персоналки» шофер почти наверняка «персоналки» больше не получит. Все равно что меченый или прокаженный. Поэтому шоферов, которых назначали к Недошивину, а менял он их часто, провожали как на визит к Минотавру. Костерили все полковника страшно! Но и уважали, чувствуя, что Недошивин хотя и чужой, а порядочный человек. Настолько, блин, порядочный, что единственным шофером ему может быть только он сам… Ну и рули себе на здоровье!

Алексей Санин, так звали нового шофера Недошивина, внимательно следил за походкой своего шефа. Ох, разогнался начальник! Словно бежит от кого-то. Врешь, брат! От Лешки не сбежишь! Лешка армейским водилой отбарабанил и полевые дороги хорошо знает. Полем пойдет шеф, Лешка и поле, где можно, объедет и под нужным пригорочком остановится.

С какого рожна потянуло полковника в Малютовский район? Понятно, что поездка была личного характера и задумал ее он без согласования с Рябовым. В противном случае генерал обязательно проинструктировал бы Санина. Но даже не это смущало Лешку. Не мог он похвастаться развитым воображением, но одинокая фигура шефа в бежевом плаще среди перепаханной под зиму земли, слоящейся жирно-шоколадными пластами, казалась обреченно-беззащитной. И появилось странное чувство, что Недошивин шагает к своей смерти и знает об этом. И потому так быстро идет, что уже принял решение не сопротивляться судьбе.

А вот этого Лешке совсем не нужно! Если с полковником что-то случится, Рябов Санина в землю живым закопает. На том самом месте, где это случится. Лешка тронул пистолет, спрятанный за поясом, и поддал газу.

– Товарищ полковник, может, вы в салон сядете. Скользко! Я эти местные грязи знаю. Поскользнетесь еще, упадете…

Недошивин рассеянно взглянул на Санина:

– Разве я приказал тебе следовать за мной?

– Вы ничего мне не приказали. До Коня еще два километра. А если дождь пойдет?

– Откуда ты знаешь, что я иду в Конь? Тебе что, Рябов приказал за мной следить?

– Ну что вы, товарищ полковник! – почти искренне возразил Леша.

– Я хотел сказать: тебе Рябов приказал не оставлять меня одного?

– Честное слово, Платон Платонович! – отчаянно начал врать Санин, уже понимая, что влип, потому что врать Недошивину было бессмысленно.

– Врешь! А если не врешь, то я тебя не понимаю. – Недошивин пожал плечами. – А если я кого-то не понимаю, я этому человеку не доверяю. А если я своему человеку не доверяю, я его немедленно увольняю. Хочешь получить черный билет на всю оставшуюся жизнь?

– Платон Платонович! – взмолился Лешка Санин. – Не Рябов это. Я сам чувствую…

– Ты не должен ничего чувствовать, – снова оборвал его Недошивин. – И думать ничего не должен. Понимаешь, парень: ты не должен думать! Ты должен четко выполнять мои распоряжения!

Все же Недошивин с интересом посмотрел на Лешку, а потом обвел взглядом лежавшие окрест черные поля.

– Ну вот, – тихо произнес он, – кажется, я тебя понял. Знаешь, как это называется, Алексей? Печаль полей… О, это страшное, неодолимое чувство! Ты не за меня испугался. И даже не за себя. Это просто – необъяснимый страх…

– Вы не боитесь? – осторожно спросил Санин.

– Тебе показалось, что я одинок и беззащитен? Ты ошибаешься. Защитить себя я могу и без твоего макарова. Кстати, напрасно ты держишь его за поясом. Рискуешь набить себе саркому. Так умер от рака поэт Рембо. Он добывал в Африке золотой песок и всегда носил мешочек с золотом на поясе. Всегда на одном месте. Что же касается одиночества… Для меня бояться одиночества – всё равно что бояться самого себя. Только не думай над моими словами – хорошо?

Шофер молчал, томился. Но при этом он с облегчением понял, что поступил правильно. Оставлять Недошивина одного было нельзя. Шеф сам не хотел этого и был благодарен Санину. А что такое его благодарность, знал на Лубянке каждый. Редко бывал кому-то благодарен этот неприятный человек. Но уж если бывал… Словно угадав мысли Санина, Недошивин обаятельно улыбнулся, как умел иногда, обогнул капот машины и сел на переднее кресло.