Ассия Джебар - Жажда

— Давай пройдемся немного!

Дорога была пустынной, и мы долго шли по ней. Мерный звук наших шагов отчетливо раздавался в полной тишине. Наши тени бежали за нами в лучах еще ярко светившего солнца. И были похожи уже на двух влюбленных. Хассейн ждал. Он надеялся. Он молча умолял меня дать согласие. Теперь речь шла только о моем счастье. «Судьба» этого человека, если использовать конечную формулу подобных историй, была в моих руках. А я, внешне спокойная, мысленно взывая к уже мертвому женскому лицу, моля его о прощении, изо всех сил старалась сбросить с себя тяжкий груз прошлого, делала жалкие попытки избавиться от угрызений совести, от терзавшего меня чувства ответственности за случившееся, мучилась, путалась в словах, рассказывая обо всем Хассейну. Еще несколько минут назад я так надеялась на его сарказм, на его беспощадность, чтобы прийти в себя, встряхнуться, обрести ясность. А теперь вот он сам умолял меня, ждал моего решения. Когда, мгновение спустя, он спросил, согласна ли я стать его женой, я долго смотрела на уходящее за горизонт солнце. Я сидела на песке рядом с Хассейном. Осторожно взяла его за руку, грустно улыбнувшись. И сказала «да». Он спросил меня, люблю ли я его. Я еще раз ответила «да». Он молил меня повторить, и я тихо и нежно повторяла: «Я люблю тебя». Потом я лежала в его объятьях. Он целовал меня, а я закрыла глаза и чувствовала, как поднимается внутри тяжелая, горячая волна, словно растопилось, расплавилось во мне само лето. И я все повторяла это трудное, простое и такое весомое слово: «Да». Так вот она, значит, какая любовь. Глухо обрывается куда-то сердце, и остается только улыбка, с которой даруешь счастье… Теперь я была настоящей женщиной.

Я уехала из М. через несколько дней, уже официальной невестой Хассейна. С Али я больше не виделась. Услышала о нем как-то, много времени спустя. Рассказывали, что он вернулся во Францию и вел там бродячую жизнь, все время разъезжая, и пристрастился к вину. Его называли теперь «мечтатель»…

Прошел первый год после моей свадьбы, наш брак все вокруг считали удачным и счастливым. И вот я все чаще вглядываюсь в Хассейна, смотрю с любопытством на своего мужа. Неужели это тот человек, который иногда внушал мне страх, а иногда и возмущал меня или, наоборот, приводил в смущение? Я кладу руку на его плечо и думаю, что сегодня его присутствие рядом со мной внушает мне только уверенность. Я люблю гладить его жесткие волосы, его невысокий лоб, я стараюсь делать его жизнь приятной, и если я слышу утром его счастливый смех, то весь мой день озарен его радостью. На сердце у меня теперь всегда нежность пополам с заботой — чувство, которое охватывает вас при виде слепого ребенка.

И я думаю о счастье. Я мечтала о нем как о каком-то пышном расцвете или как о ленивой гармонии и неге. Но сегодня я испытываю только покой удовольствия видеть Хассейна рядом, наслаждение быстротекущей жизнью, которую испиваешь до дна, капля за каплей. Конечно, меня больше не кружит вихрь моих двадцати лет, как прошлым летом. Теперь на сердце у меня затишье, и я не чувствую даже больше того стыда, который жег меня тогда. Думаю, что я забыла прошлое. Правда, время от времени в памяти всплывает имя Джедлы и, словно лилия, распускается белыми лепестками. И тогда я замечаю, что невольно шепчу его. Но горечи в душе моей больше нет, оно звучит мне, затерявшееся, откуда-то из далекого далека…

Да, я думала, что смогла победить прошлое. Но оно попросту опустилось в глубь моей души, осталось где-то там, как подземные воды. Отчего, например, сегодня ночью я внезапно проснулась в тревоге? Ведь Хассейн рядом. Спит доверчиво и спокойно, как всякий мужчина после любви. А я вдруг услышала, как в ровном ритме его тихого дыхания пульсирует пустота моей души…

И снова, на сей раз в широкой супружеской постели, мной овладевает страх. Отчего же осаждают меня призраки прошлого? Ведь я поверила уже, что влилась наконец в эту отару удовлетворенных и не скрывающих своего довольства и счастья женщин. Я думала, что научилась добродетели, то есть постигла премудрость надежного покоя. Мне было уже так легко и радостно встречать каждый вечер Хассейна, разыгрывать перед ним те роли, которые пленяли его: то превращаться в невинную кокетку, то становиться упрямой ревнивицей, то изображать глубину и серьезность чувств, то, как вот только что сейчас, терять голову в немом опьянении от его ласк. Но отчего теперь, когда он спит, я одиноко сижу с открытыми глазами и смотрю в темноту?