Ассия Джебар - Жажда

Его голос стал развязным.

— У меня нет никакого рецепта на этот счет, — сухо ответила я ему. — Это зависит от тех, с кем я общаюсь.

— Я нахожу их общество слишком серьезным для вас. Как вы можете развлекаться с людьми, совершенно на вас не похожими?

— Не знаю, что вы подразумеваете под «развлекаться»…

Я старалась показать ему, что вовсе не разделяю его желания казаться моим сообщником и плюю на его советы. Эта его новая манера разговаривать со мной была просто способом оскорбить меня. Он не ответил, но внимательно посмотрел мне прямо в глаза, без всякой иронии. Агрессивность его куда-то исчезла, это было очевидно. И то, что он впервые отказался отвечать на мой выпад, даже как-то покоробило меня. Что это с ним стряслось? Он изменился. А я предпочитала его злым. Я ему все это высказала, когда он провожал меня. И хотя уже темнело, я увидела на его лице какую-то странную улыбку, которую не могла понять. Мне даже показалось, что его тонкие губы дрожали. Я стояла перед ним, не зная, что делать. Глаза его блестели в опускавшейся над нами светлой ночи. И не могу понять, каким образом я вдруг очутилась в его объятьях, прижатой к его груди. Я и не пыталась сопротивляться. Мною овладела покорность; какая-то истома, которой я не ведала ранее, разлилась во мне. Он поцеловал меня в губы так страстно, что я даже испугалась. И продолжал сжимать меня в своих объятьях. Я словно окаменела. А он схватил мое лицо, зажал его в своих дрожащих ладонях и все смотрел на меня, смотрел, не улыбаясь, почти враждебно, прямо в глаза, и лунный свет озарял нас. Потом так же внезапно он отпустил меня. Не сказав ни единого слова, повернулся и канул во мрак. А я осталась стоять на пороге дома. Глаза мои следили за его удалявшейся могучей фигурой, пока ночь не поглотила ее. И тогда волна гнева поднялась во мне. Я вошла в дом в раздумье, недовольная собой.

Спала в эту ночь я плохо, мне снились страшные сны. Будто я бегу, задыхаясь, по каким-то темным и длинным улицам; и что какой-то незнакомец преследует меня, отвратительный, как змея. Я проснулась от ужаса и в слезах. Ледяной душ успокоил меня и вернул голове обычную ясность и трезвость. Я натощак выкурила сигарету. Надо было все взвесить и поставить точку. Я пришла к выводу, что Хассейн меня любит и не хочет в этом признаться самому себе. Я улыбнулась, польщенная. Мне были знакомы подобные случаи, и я знала, чем все это кончается. Бесполезно было и спрашивать саму себя о собственных чувствах. Не их в настоящий момент надо было принимать в расчет. Я давно привыкла владеть собой, управлять своей «чувствительностью» и справлялась с этим весьма успешно не потому, что не хотела рисковать или из-за какой-то там осторожности, но скорее инстинктивно. Я не любила всех этих странных трепетаний, и мне было жаль смотреть на «умиравших от любви» девиц, на их экзальтацию в присутствии мужчин. Я же видела в мужчинах только наивное и тупое самомнение, которое и было их единственным оружием. Общаясь с ними, я забавлялась, а потом потихоньку всех их повергала к своим ногам, и они становились рабски покорными и преданными. Но именно тогда я и не знала, что с ними делать дальше. Вообще-то они мне не очень были нужны, а уж когда я видела, как разгорались их глаза, как поспешно расправлялись их плечи и делались властные попытки обнять меня, то я, пытаясь выйти из затруднения, просто прогоняла их, отталкивая от себя. И если они называли меня кокеткой, то ведь ничего другого, кроме кокетства, они и не заслуживали, потому что сами не умели мне ничего дать, ничего, кроме лжи и фальши.

Мужчины хотят обладать женщиной потому, что им холодно и одиноко. Только поэтому все они постоянно жаждут наслаждений. Они как несчастные червяки, возомнившие себя в один прекрасный день богами! А я не люблю богов.

Решив, что я сделала прекрасный для себя вывод, я позвала Мирием, чтобы сообщить ей о своем решении. Она вошла ко мне, и я увидела ее утомленное, с тенью усталости под глазами, хотя и светящееся довольством лицо. Я внимательно вгляделась в него и все поняла. Мне захотелось потрясти ее за плечи, крикнуть ей и всем женщинам сразу, что истинная радость и счастье тихи и неприметны и лучше бы было, если б они научились скрывать следы своих убогих ночных наслаждений и не выставляли их бесстыдно напоказ всему миру по утрам…

— Зачем ты меня позвала? мирно спросила она.

— Хотела тебе сказать, что Хассейн влюблен в меня, он просто без ума от меня, но я думаю, что…