Илья Троянов - Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

Бабушка зачарованно внимала. Бай Дан говорил о море, как о своем лучшем друге. После кофе он пригласил бабушку прогуляться по палубе. А вы чем займетесь? Оба уже встали с мест, их взгляды — строго и нетерпеливо — призывали нас наконец-то хоть что-нибудь предпринять. Я предложил партию в бильярд. Бай Дан помог бабушке надеть вязаный жилет, она вцепилась в предложенную им руку.

По части бильярда мы имели некоторое представление, а именно мы знали, каким концом кия следует толкать шар. Если нам и удавалось попасть в лузу, то лишь случайно, и ни одного раза — в намеченную. Это мы так расслаблялись. На ней было платье до колен и без рукавов. Мы улыбнулись друг другу. Раз. И еще раз. И соприкоснулись, случайно, чуть-чуть. Посмеялись над промахами и над шарами, которые все падали на пол. Еще на ней были сандалии, напомнившие мне фильмы из римской жизни, ремешки над подъемом и щиколоткой, а выше — путы, обмотанные вокруг голени. Еще мы разговаривали. В какой-то момент она задорно глянула мне в глаза и сказала: «А ты, оказывается, философ». Я поцеловал ее в щеку. Еле коснувшись. Она сказала, что могла бы выйти замуж только на морском берегу, а другого места себе просто не представляет. И мы пошли на палубу, мы разговаривали, сверху вниз смотрели на море, на гребни и долины волн при едва заметном прибое. Мы были одни-одинешеньки на всей палубе. Море отличалось от неба лишь оттенком серого цвета. Я обнаружил родинку у нее на мочке уха. Мы сели в шезлонги. Я так развернул свой шезлонг, чтобы можно было положить голову к ней на колени. Она взъерошила мои волосы. Мы разговаривали. Разговаривали и разговаривали. Мне пришел на ум Бай Дан. Бабушка в разговоре упоминала, что у нее отдельная каюта, так как она сильно храпит. «Я тоже храплю, — ответил на это Бай Дан, — но мальчик спит очень крепко».

— Я думаю, что после прогулки они по всей форме попрощались друг с другом и пошли спать.

— Я тоже так думаю.

Мы помолчали. Я закрыл глаза. Ее пальцы бегали по моим вискам. Подняв руки, чтобы обнять шею девушки, я слегка задел ее грудь. Она воспротивилась со смехом и пригрозила мне. Отлучением и ссылкой. Я открыл глаза. Ночь успела измениться. Под легким дыханием рассвета. Мы приветствовали зарождение дня, устало вытянувшись. Чело неба просветлело и сбросило темное покрывало с моря, которое вздымалось и опадало, как грудь спящего. Задул ветер. Море проснулось, растеклось по небу и напоило воздух, морская пена уплывала с облаками. Первые лучи — и мы решили принять холодный душ. «Пойдем ко мне, — сказала она, — чтоб не будить твоего крестного». Под душ я встал первым, а когда вышел, она спала поперек кровати. Я накрыл ее одеялом и вышел.

Затем я бесшумно отворил дверь нашей каюты. Занавески пропускали в нее лишь слабый свет, но и этого было достаточно, чтобы понять: койка Бай Дана пуста. Постельное белье не смято и симметрично сложено, как это делает наша горничная. Нет, Бай Дан этой ночью здесь явно не появлялся.

Палуба оставалась такой же пустынной. Я провел рукой по релингу, а голова моя была полна свежих воспоминаний, как спелая дыня — семечек. И вдруг меня пронзило ощущение счастья, реальное, словно укус пчелы. Мне захотелось двигаться, прыгать зигзагом, используя распростертые руки как несущие крылья. Я подпрыгнул. И чуть не сбил с ног уборщицу.

Понятно, что после событий минувшей ночи Бай Дан принялся разглагольствовать на тему, какая существует разница между любовью у молодых людей и у старых. Я проплыл несколько дорожек, а он все лежал в шезлонге и потягивал некий напиток, который весьма пришелся ему по вкусу, хоть и был это какой-то сомнительный коктейль под названием «Клаб спешл».

— Заказать на твою долю?

— Нет, спасибо. — Я положил руки на рифленый край бассейна.

— Мне не раз доводилось наблюдать любовь у молодых людей. Он покачал головой, словно в крайнем изумлении.

— Ну и что?

— Когда влюбляется молодой человек, проходит совсем немного времени, и вот уже эта любовь становится вполне самостоятельной, живет своей, особой жизнью, выходящей далеко за пределы его страстей и желаний. И напротив, мы, старики, целеустремленно и четко принимаем решение в пользу страсти, которая нам нужна, и этим довольствуемся. Не знаю, правда, можно ли это назвать страстью. Один высоко мной чтимый господин где-то когда-то писал, что мы ложимся в постель, приняв предварительно лишь одну-единственную меру предосторожности: не простудиться бы. Он прав, мы ни о чем не тревожимся и не строим никаких иллюзий. Ибо было бы вредно для здоровья воображать, будто к тебе вернулась юность, прямо за ночь, при обмене касаниями и соками тела, и сам ты обернулся молодым любовником, и тебе принадлежит весь мир. Большая стрелка часов нашей жизни указывает на такое обилие немощей, что мы не знаем толком, как долго мы еще сможем тешиться любовью. Мы не должны даром терять время, мы приемлем любое выпавшее на нашу долю сокращение пути, вместо того чтобы шнырять по кустам.