Илья Троянов - Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

Григорий без памяти любил украшение их гостиной — огромный самовар из Ташкента, купленный в Киеве ее свекром, когда тот учился в этом городе. Узор на самоваре, искусно переплетенный и изящный, состоял из одной-единственной линии, и невозможно было определить, где эта линия начинается, может, у самого основания, потом вьется кверху, до маленького крана, откуда вытекал крепкий чай, разведенный горячей водой и хорошо подслащенный. Прежде самовар ставили лишь при семейных торжествах или когда приходили в гости добрые друзья ее мужа, потом начали его ставить каждый день, словно с помощью самовара она могла хоть как-то сохранить связь с фронтом.

Она встала рано, разожгла угли, вскипятила воду, приготовила тем временем завтрак для Григория — черствый хлеб с маслом (а по воскресеньям и овечий сыр), насыпала горстку чаинок и залила их кипятком. Сейчас будет выпита первая чашка этого дня. Григорий сидел у стола и учил плавать хлебную корку. На улице все было спокойно. Еще не совсем проснувшись, она взяла чашку и отвернула кран. И оцепенела. Какая-то краска заполнила ее голову, залила ее глаза, обхватила ее и потянула вниз. Та самая краска — в первую секунду она даже не поняла — наполнила чашку кровью, кровь бежала через край, капала на ковер, сам ковер тоже обернулся краской, все как есть стало красным. Ее руки обрушились на самоварный кран, схватили его, пытаясь хоть как-то закрутить это зрелище. Григорий сидел у стола и все играл своей коркой. Опрокинутая чашка лежала на ковре.

В эту неделю письмо не пришло, что она еще успела отметить. А вот получить похоронку ей уже не довелось.

АЛЕКС. Сильвия

У Сильвии есть великое достоинство — она работает в привокзальном «Макдональдсе». Это привело меня в восторг при первой же нашей встрече. Она занята два раза в неделю, и два раза в неделю я туда хожу. Пробить заказ, пройти в заднюю комнату, выложить на поднос упакованные блюда — картофель в пакетике, какая-нибудь жидкость в бумажном стаканчике, пройти вперед, подать заказ, улыбка, когда надо платить как за билет в кино. Для разговоров нет времени. Я занимаю место за высоким столиком неподалеку от нее и гляжу, как она работает у транспортера, она не дергается, не произносит ни одного лишнего слова, она и после работы такая. Порой мы ходим в какую-нибудь пивнушку из тех, что открыты допоздна и чья обслуга приноровилась к ночной работе, одно пиво, мне то же самое, наше молчание окутано дымом сигарет, я могу все время глядеть на нее, я всегда выбираю правильный столик, либо зеркало висит очень удачно. Ее глаза напоминают мне камушки, которые я собирал, еще когда учился в начальной школе, они выкатываются, когда она смеется, они чуть не выпрыгивают из орбит, когда этот придурок-официант начинает острить, и ее лицо выражает недоверие, да что вы говорите, да быть того не может. Она для меня самая надежная пристань, где я могу укрыться от скуки. Сильвия, когда занята, порой глянет на меня, пусть без выражения, но это выходит за привычные рамки, а потому убедительно свидетельствует о наличии интереса. Я потягиваю колу через соломинку, и, если не очень при этом спешить, обычной порции хватает на три сигареты с учетом перерывов, пальцы мои скрещиваются, верхняя часть тела клонится на столешницу, а я сосу соломинку. Потом я снова иду туда же и заказываю чизбургер, подаю деньги, получаю сдачу и еще улыбку, она поднимает глаза, ее взгляда хватает на одну улыбку, спасибо, приятного вам вечера. «А какой он будет?» — спрашивает она, я же иду туда, где бегут рельсы, надкусываю свой чизбургер и продолжаю ждать.

ДОЧЬ ГРИГОРИЯ И ЗЛАТКИ явилась ка свет, наделенная известным преимуществом, которое утратила, выйдя замуж. Так она это воспринимала. Татьяна, которую большинство людей называло просто Яной, была самая молодая и самая красивая из шести дочерей. До девятнадцати лет она представляла себе свою будущую жизнь, расписывала узорами свои будни, пока остальные не почувствовали себя в них неуютно, строила радужные планы успешно предающихся ожиданию девиц из соответственных романов. Соблазнительнейшие истории, где на вышитых шелком носовых платочках давало о себе знать нетерпение сердца, вызванное взглядом верхового адъютанта, который дарил ей улыбку, завидев, как она стоит у окна, одетая в робость и смущение. Она трепетно воспринимала его дар, отступя от окна в глубь комнаты, в свои сомнения, пока он не начинал ухаживать, очаровывал и околдовывал ее и уводил к вечному счастью. Напрасно Златка прятала свои немногочисленные книги более или менее фривольного содержания в платяном шкафу, за ежегодниками Патриархата. Тайник был обнаружен, но Татьяна отреагировала на это чтиво совсем не так, как того опасалась Златка. Добравшись до первой же страстной сцены, которая повествовала о том, как она (возлюбленная) ощутила прикосновение его (возлюбленного) волосатой ноги и тотчас затрепетала от страсти, она (юная читательница) невольно фыркнула. До чего смешно! В ее царстве для подобных глупостей не было места.