Илья Троянов - Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

Или взять, к примеру, Тюильри. Тут уже посол оказывается в своей стихии. Мы с вами, господа, словно совершаем прогулку по бонбоньерке с конфетами, а вместе с нами — благороднейшие жители этого города. Своей элегантностью парижские дамы превосходят сад. Я отнюдь не собираюсь утверждать, будто природа наделила их большей красотой, нежели наших женщин, но в них от кончика туфельки до шляпки все тщательно продумано, а их походка, их жесты, их манера вести беседу исполнены прелести и шарма. Вот мужчины… тут полное разочарование, роста они маленького, а Тюильри… Ваше сиятельство… давайте вернемся в Тюильри. Тюильри примыкает к Лувру, где мы побывали на прошлой неделе. Как я уже говорил вначале, вы должны себе представить, будто мы совершаем прогулку по бонбоньерке с конфетами. Закладывалось с размахом, широкие аллеи, ухоженный газон. Мраморные статуи словно изваяны из белого шоколада, кусты — словно глазированная вишня, при всем желании даже и представить себе нельзя, сколько веточек скрывается под этой глазурью. А клумбы и рабатки уже сами по себе выглядят как маленькие бонбоньерочки с разными лакомствами всех цветов и форм, если засунуть туда нос и принюхаться, это уже насытит само по себе. А фонтаны — это же засахаренные грецкие орехи, а бассейны — как трюфеля.

Или взять, к примеру, Пер-Лашез, самое большое кладбище города. Где нашло свой последний приют множество великих людей. А переводчик знал все, что вообще можно знать по этому поводу. Об этом, подобном лабиринту, царстве запустения, ржавчины, недр и глубин, зелени, царстве деревьев вдоль аллей, и мха, что пробивается между надписями, и пучков травы, что привольно растет между могилами. Память у переводчика была просто сказочная. Он наизусть знал дорогу к могиле Александра Дюма, мимо астматических склепов, сгорбленных дверей и подагрических статуй, он знал, где покоятся останки Фридерика Шопена, где можно увидеть самые красивые мавзолеи, и, разумеется, он знал также — о чем не забыл бы, даже отсидев месяц в карцере, — где погребен Стендаль. Неподалеку от главного входа, возле некоего критика по имени Сент-Бёв. Переводчик был возмущен. Бессмертный Стендаль — и в такой невзрачной могиле, а этот Гуно, чье имя просто грешно упоминать рядом с именем Стендаля, удостоен места в олимпийском Пантеоне. Пантеон? Мы его завтра посмотрим. Могила Стендаля была описана нам с мельчайшими подробностями, цвет известняка, надпись, соседние могилы, покуда у нас не возникло чувство, будто Стендаль покоится прямо в нашей камере. Мы благоговейно столпились вокруг его могилы и почтили его память. Переводчик приводил цитаты из «Красного и черного», из «Пармской обители», а потом он произнес импровизированный доклад на тему «Стендаль, или Запятнанные одежды свободы».

Нам здесь пересаживаться.

Станция называлась Chatelet/Павильоны. Вообще-то говоря, «станция» не совсем то слово — это была не станция, это был пересадочный осьминог. Бесконечные эскалаторы гудели в нечистом воздухе. Бай Дан рассказывал тем временем о замечательных рыночных павильонах, где богатства окрестных земель, достигнув столицы, через сотни прилавков попадали к тысячам парижан, разносивших покупки по своим на диво изысканным кухням. Все это звучало так заманчиво, что я чуть не высказал вслух желание подняться туда, но передумал, поскольку Бай Дан никому и никогда не позволял вмешиваться в свои планы. Мы свернули в боковой туннель, который выводил прямо на платформу. На углу сидел старый африканец, уперевшись в землю ступнями вытянутых ног и чуть наклонясь вперед. Его пение сопровождалось звуками, которые он выстукивал большим пальцем на каком-то маленьком инструменте. На нем были остроносые красные сандалии и одеяние радужных тонов, солнечные очки, а на голове — вышитая шапочка. На пластиковом пакете перед ним лежали монеты. «Это Griot, — прошептал Бай Дан, — что значит „носитель мудрости“». Пока мы дожидались поезда метро, на экране, сменяя друг друга, мелькали сообщения о джинсах и выборах, о зубной пасте и забастовках. Из дальнего закоулка доносился подвыв электрогитары. А что такое Griot? В нем намешано всего понемножку: певец, воспитатель, поэт, историк, собеседник, советчик, музыкант, знаток законов, хранитель истории. Подъехал поезд, выпустил спешащих пассажиров, кого — вверх по эскалатору, кого — в туннель, потом забрал ожидающих. Двери закрылись. Но поезд не отъехал. Мы сели к окну. Старый африканец продолжал петь и играть без публики.