Диана Виньковецкая - На линии горизонта

Одна женщина рассказала мне на скамеечке, что детям помогает, потому что они ещё не устроены. Говорит, что трудно зятю найти работу, что он там был электронный инженер, а тут развозит пиццу по домам. Эта пицца тут очень популярная, а я не вижу в ней никакого вкуса, с хачапури в сравнение не идет.

Но не только на наших скамеечках можно всего наслушаться. Если послушать радио или русский телевизор, то публика такие наиглупейшие задаёт вопросы, что я уверена, эти люди никогда нигде ничему не учились. Но ведь у нас было какое‑то обязательное образование. Как люди себя не стыдятся?! И часто слышу, как про американцев говорят, что, мол, они необразованные, бестолковые.

— Вы заметили, что американцы гораздо глупее наших?

— Как я могла заметить, — отвечаю я, — ведь я английского‑то не знаю.

— Я тоже не знаю, но вижу, что они всё равно глупее.

При таких рассуждениях приходит на ум: отчего это мы такие надменные?

Никто ничего о другом знать не хочет, талдычит своё, повторяет одно и тоже. Казалось бы, нет ничего удивительного в разговорах обитателей скамеек. Но я всё— таки удивилась. Одна дама, Сарра, разговорилась со мной в библиотеке, потом ещё несколько раз мы с ней встретились, вдруг сказала мне прямо в лицо, что она ищет жениха. Я подумала, что ослышалась, и переспросила: для дочки? «Нет, — отвечает, — для себя. У меня нет дочки, у меня сын. Познакомьте меня с кем‑нибудь, жениха найдите! У меня намерение выйти замуж». Я посмотрела на неё внимательно, она старше меня лет на пятнадцать, вся скрюченная, с палкой, в морщинах. Она, правда, довольно грамотная, я с ней о книгах хорошо говорила. И тут такое странное дело. Она даже не молодится и не наряжается, как некоторые, видно считает, что и так хороша. Я совершенно растерялась, не знаю даже, что ей ответить, у меня комок в горле. Образовалась пауза, я молчу, а она продолжает: «Пусть ваша дочка мне кого— нибудь подыщет». Я несколько собралась и говорю смеясь: «Да зачем вам, Сарра, старый дед?!» А она мне серьёзно отвечает: «Я хочу молодого, старого я не хочу. Я могу с любым человеком найти общий язык. Я много чего знаю и могу быть хорошей собеседницей и спутницей. Я любому счастье составлю». От такого её заявления я совсем онемела, хотела что‑то сказать, но поперхнулась. Вот так меня она огорошила. С удивлением я посмотрела на неё, может, думаю, шутит. Из‑под чёрного вельветового берета выбивались седые пряди, морщинистыми руками она держалась за толстую деревянную палку. Она без всякой иронии или смеха продолжала говорить о том, какая она умная и хорошая хозяйка и как будет с ней хорошо мужчинам. Если бы кто‑нибудь взглянул на неё, то увидел бы древнюю старуху, девяноста лет, которой пора уже ползти на кладбище. А она туда же! Кого она может обворожить? Опять же, себя со стороны не видит. Вот такое забрала себе в голову. Ох, как люди много о себе воображают!

Я рассказала своим про встречу с бабушкой–невестой. И что мне они наговорили! Что очень хорошо, что так человек о себе думает, что у меня, наоборот, мало к себе любви, что я должна лучше к себе относиться, что я красивая и умная. Дочка так и сказала, что до самой смерти нужно быть молодой и что эта бабка — молодец! А ты, мол, из самоумаления готова прикидываться старой, неумелой. Почему бы тебе тоже не заняться собой? Ходи по утрам на гимнастику, делай причёски, маникюр. Я потом смеялась и про себя, и вслух: «Вон женихи идут! Этот на одной ноге! Этот на двух, но головы не может поднять! Этот похож на деревянного истукана! А у этого под рукавом лопнул костюм». Вот несколько однообразных мужиков сидят в гостиной и играют в домино, только сопят и прищёлкивают языками и костяшками. Здесь нет уже никаких страстей, не отыскать сердечных знаний. Какая там любовь, замужество? Омертвели уже все чувства. Смеяться люди будут. А дочь и внуки мне всё ладят и ладят, что я должна меняться.

И никто не поверит, что потом произошло со мной. Но это я так, в общих чертах, трудно описывать перемены, которые происходят в тебе постепенно, за годы, на нескольких страницах. Вот вы и удивитесь противоречиям, как я описываю. Если бы кто теперь увидел меня — не поверил бы и не узнал.

Давно заметила, что если женщина в летах и хорошо одета, кофточка переливается, всё уложено, причёска, маникюр, клипсы — сразу понимаю, что у неё — дочка. Подойдите и спросите. А на той, что кофта поношенная, туфли замызганные, одежда печальная, без ухода и нежной заботы, заброшенная, у неё — сыновья. Почему я знаю?