Валентин Черных - Свои

У него всегда брали интервью, как у самого известного и узнаваемого зрителями и начальством. Он говорил медленно, даже в минутных сообщениях. Не важно, что ты говоришь, все равно назавтра забудут, но лицо увидят еще раз и наконец запомнят все и навсегда.

Он снимал фильмы не часто, но и не редко. Один фильм в два-три года.

В армии он был шофером и купил машину на первый же крупный актерский гонорар. Но как только стал известным актером и режиссером, стал ездить только с водителем. Зачем делать работу, которую могут сделать за тебя другие? Поэтому в объединении он все дела перепоручил директору, никогда не вмешивался в работу режиссеров. Если можешь, то сделаешь сам, если не можешь, никакие советы не помогут.

Режиссером он, как и актером, тоже стал известным сразу, потому что снял крупномасштабную историческую картину. Тысячные колонны разворачивались на экране в боевые порядки. Гусары, кирасиры, уланы блистали на балах.

Новые правители после Сталина мечтали о киноэпопеях. Они понимали, что от их правления останутся не только электростанции и мосты, но и фильмы, снятые режиссерами, картины, написанные художниками.

Когда я работал на «Мосфильме», мне тоже казалось, что «Мосфильмом» руководит не ТТ, а Коваль, потому что если картину хотели закрыть партийные идеологи, то ТТ выпускал Коваля, и ему уступали.

Я тогда пытался понять, откуда его сила, его внушительность, и понял только через много лет. Наших правителей, почти всегда малограмотных, знавших историю и литературу в лучшем случае по учебникам истории для средней школы, поражало, что этот человек преображался в исторические личности, они и историю узнавали по нему, у них не хватало времени на чтение книг.

В американском кино стоимость человека определялась конкретными миллионами долларов, которые платили за его труд. Популярность без стоимости была невозможна. Мы, как язычники, боготворили и обожали своих идолов-актеров вне их стоимости и даже возраста.

Я знал, что Коваль вряд ли будет читать сценарий моего будущего фильма, в лучшем случае посмотрит актерские пробы, согласится или усомнится в моем выборе, но настаивать не будет. А мне, вероятно, потребуется поводырь, который бы предостерегал от явных ошибок на протяжении всех съемок, чтобы я мог переснять неудавшиеся сцены, мне будет нужен оппонент. Я рассчитывал на органайзера и ее вкус, но и она могла ошибаться. Она не провела ни одного фильма самостоятельно от сценария до последней монтажной склейки.

Все будет решать директор объединения, которому важно пристроить киногруппу фильма, который вчера остановили. Я знал, что директор этого фильма — старый вор, а у меня теперь каждый рубль на счету, я не был даже уверен, что мне разрешат взять на картину органайзера, потому что в объединении были без работы свои редакторы.

Я вряд ли подружусь с Ковалем: он дружил только с известными, все остальные ему служили, а я не хотел служить без взаимности. Это все равно что давать деньги в долг без уверенности, что тебе их вернут. И я вычеркнул объединение «Киноактер».

Я мог претендовать на объединение «Союз», в котором снимались комедийные фильмы. Руководил объединением московский грузин Лаберия. Говорили, что он был родственником Берии и что после расстрела всесильного руководителя КГБ все его родственники из Бериев превратились в Лабериев, то ли эту приставку к фамилии им рекомендовали взять, то ли это было решено семейным кланом, во всяком случае, среди мингрелов я никогда не встречал фамилии Берия.

Лаберия снимал иронические комедии, и с каждым его новым фильмом становилось ясно, что этот русско-грузинский кентавр занимает в кино свою нишу. Но ходили слухи, что он вмешивается во все: от выбора актеров до окончательного монтажа. Может быть, — все фильмы, которые снимались в его объединении, были похожи на его собственные, только хуже, потому что копии могут быть даже лучше оригинала, но это все равно копии.

Я вычеркнул «Союз» и, перебрав остальные объединения, остановился на «Эксперименте», в котором я снимался в фильме о председателе колхоза. Руководил «Экспериментом» Арман — старый режиссер, он начинал тапером в двадцатые годы, когда в кинотеатрах еще шли немые фильмы с титрами, а в драматических или мелодраматических пьесах тапер на пианино усиливал эмоциональное воздействие на зрителя. Арман — еврейский мальчик одного из белорусских местечек — так любил кино, что его путь от тапера из кинотеатра до режиссера на киностудии стал вполне закономерным. Поработав помощником и ассистентом с Протазановым, когда-то очень известным режиссером, и сегодня еще известным историкам кино и студентам киноинститутов, он получил наконец самостоятельную постановку и снял достаточно популярную кинокомедию.