Валентин Черных - Свои

— Ты хочешь, чтобы я тебе сказал, что я не агент КГБ-ФСБ — Федеральной службы безопасности?

— Ты можешь ничего не говорить.

— Если бы ты спросила раньше, я бы ответил так же, как и сейчас. Я никакой не агент — не тайный и не явный.

Я тогда недооценил интеллектуального потенциала Первого главного управления, в котором служил Большой Иван. Я думал, что я буду выполнять только те советы, которые удобны и выгодны для меня. И я решил, что, как только вернусь в Москву, потребую встречи с руководством Организации и скажу им: если вы помогаете мне, я могу помочь и вам, но я, и только я, буду решать свои главные проблемы, или нам не по пути.

Я вернулся в Москву, встретился с Большим Иваном и все это высказал ему.

— Да, конечно, — согласился Большой Иван, но переспросил: — Ты о каком пути говоришь? Если о пути к коммунизму, то этот путь явно отодвигается.

Я не учел самого главного. Один человек может сопротивляться и даже бороться против самой мошной организации, но один человек не может быть умнее и предусмотрительнее Организации, которую обслуживают многие тысячи отобранных и хорошо обученных умов.

— С тобою хочет поговорить один человек, — сказал Большой Иван, позвонив мне на следующий день.

— Когда? — спросил я.

— Сейчас.

— Где?

— Поужинаем в ресторане Дома кино.

В этот момент я понял окончательно, что мои разговоры прослушиваются. Конечно, могла быть и случайность. Но перед поездкой в Дом кино я позвонил в ресторан и попросил свою хорошо знакомую метрдотеля Регину заказать мне столик на двоих за колонной, предполагая пригласить пани Скуратовскую для последнего решительного разговора, чтобы сказать, что я женюсь на другой женщине.

— У меня назначена встреча с другим человеком, — ответил я Большому Ивану.

— Отмени встречу с пани Скуратовской.

— Почему?

— После нашей встречи, вероятнее всего, ты переменишь свое решение.

Мы поднялись с Большим Иваном на лифте в ресторан. Сели за перегородкой. Что-то было непривычное сегодня в ресторане. За столиками сидели молодые люди в костюмах и при галстуках, которые почему-то не смотрели в нашу сторону. И только теперь я понял: молодые люди так расположились за столиками, что контролировали весь зал.

— В большом звании? — спросил я.

— В приличном, — ответил Большой Иван. Он не врал обычно без большой необходимости.

Я не заметил, как в ресторан вошел тот, кто хотел со мною поговорить. Лет шестидесяти, невысокий, худощавый, в стандартном, но хорошего качества костюме с дорогим, но неприметным галстуком. Я уже предполагал, что он представится как:

— Иван Иванович!

Или:

— Петр Петрович!

Он представился как:

— Николай Николаевич.

— Вы читали роман Юза Алешковского «Николай Николаевич»? — спросил я.

— Это про того, кто сдает свою сперму? Конечно.

Судя по возрасту и охране, мой собеседник был или генерал-лейтенантом, или генерал-полковником. Вероятнее всего, одним из заместителей председателя КГБ. Для себя я так его и обозначил — Генерал.

Мне показалось, что Генерал присматривается ко мне. Он переспрашивал, уточнял, соглашался или не соглашался, но не спорил, если я настаивал на своих соображениях.

Я запомнил тот основополагающий разговор. Мы говорили о Президенте. В те годы о нем говорили многие. Его популярность падала катастрофически.

Я понимал, что он не виноват в тех напастях, которые обрушились на страну и на нас всех. Он оставался партийцем. Всю жизнь ему готовили решения в двух вариантах, и он принимал или один, или другой. Вероятно, он обладал интуицией, потому что выигрывал он чаще, чем проигрывал.

Но нынешнее окружение ему предлагало не два варианта, а сразу десяток, и одно неправильно просчитанное решение не спасали никакие противовесы.

После его операции на сердце все понимали, что он не выдержит еще один срок президентства. Но и перед предыдущими президентскими выборами его рейтинг не поднимался выше пяти процентов, но он выиграл, потому что так напугали возвращением во власть коммунистов, что проголосовали за него.

— Страна еще один срок его президентства не выдержит, — сказал Генерал.

— Есть сценарий документального фильма. — Большой Иван протянул мне несколько листков.

Это был не сценарий, а план съемок с четко выстроенными доказательствами беспомощности, глупости, старческой тенденциозности президента.

Президент выглядел смешным, когда произносил свои якобы смешные репризы и, как старик или малолетка, ожидал реакции слушающих. Почему не смеются? Раньше ведь смеялись.