Дуглас Кеннеди - Покидая мир

— То, как мы интерпретируем все происходящее в жизни, очень сильно зависит от того, что подсказывают нам наши жизненные обстоятельства. Восприятие и в самом деле — все. Мы видим мир в определенном свете, каждый по-своему. Восприятие может меняться — и чаще всего меняется , — когда мы становимся старше. Но мы всегда осознаем тот факт, что, как жизнерадостно замечает Стивенс, черного дрозда можно увидеть тринадцатью разными способами, что на него, как и на множество прочих вещей, лежащих вне пределов эмпирического восприятия, не существует и не может существовать единой точки зрения.

Я заметила, что утратила внимание аудитории, заговорив об эмпиризме, но в общем и целом была довольна своей первой лекцией и тем, что сумела их заинтересовать студентов… хотя бы на минуту-другую.

Семинар по американскому натурализму дался мне потруднее. На него пришло около семидесяти студентов. Многие из них показались мне похожими на членов какой-то спортивной команды, явившихся отбывать неприятную, но обязательную повинность на занятии по английской литературе. Футболисты — шумные, развязные — сидели вместе, стайкой, и, пока я объясняла материал, нарочито громко переговаривались и перебрасывались записками, не скрывая того, что ничего не понимают, а, наоборот, бравируя своим невежеством перед остальными. Вперемежку с ними сидели девушки, с виду типичные участницы группы поддержки — из тех длинноногих подтянутых блондиночек, что непременно зовутся Барб или Бобби. Простушки из белых предместий, они впоследствии выскакивают замуж за мускулистых типов вроде тех, которые сейчас выкаблучивались перед ними и откровенно плевали на меня.

Я начала было разговор о сцене суда в «Американской трагедии», где Клайд признается в намерении убить беременную подружку, и хотела порассуждать о том, как обыгрывает Драйзер концепцию виновности, показывая нам человека, готового сделать признание, даже несмотря на то, что он тем самым подписывает себе приговор. Но в тот момент, как я попыталась развить эту тему, самый здоровенный верзила из футбольной компании обернулся назад и в полный голос заговорил с хихикающей девицей. Я замолкла на половине фразы, а потом сорвалась.

— Послушайте, — обратилась я к нему.

Парень продолжал болтать.

— Послушайте, — повторила я через минуту.

Футболист меня игнорировал.

Я швырнула ручку и кинулась вверх, к тому ряду, где сидел верзила. Он продолжал флиртовать со своей цыпочкой.

— Вы…

Наконец-то он удостоил меня взглядом:

— Вам чего?

— Ваше имя?

— А вам зачем?

— Идет мой семинар, в моей аудитории, а вы ведете себя безобразно, срываете занятие.

Верзила развернулся всем корпусом к своей когорте и скорчил гримасу, как бы говоря: И что только себе позволяет это ничтожество?

Увидев это, я впала в холодную ярость:

— Ваше имя — Он продолжал ухмыляться и гримасничать. Тут-то я и стукнула кулаком по его парте: — Имя… сейчас же.

Аудитория потрясенно смолкла, и Мистер Футбол осознал, что перешел черту, оказавшись в опасной зоне.

— Майкле, — процедил он наконец.

— А теперь, мистер Майкле, соберите вещи и выйдите вон. И хочу вас официально уведомить, что я сегодня же подам на вас рапорт куратору.

Майклс уставился на меня, широко раскрыв глаза.

— Вы не можете этого сделать, — пробормотал он, на миг будто превратившись в маленького мальчика.

— Уверяю вас, могу. Рапорт будет у декана, а вы сейчас выйдете из аудитории.

— Но если вы подадите куратору рапорт…

— Никаких «если», мистер Майклс. Считайте, что он уже подан.

Я развернулась и снова подошла к кафедре. Майклс стоял неподвижно, озираясь на свою свору в поисках поддержки. Однако все отводили глаза, стараясь не встречаться с ним взглядом и будто внезапно перестав его замечать.

— Мы все ждем, пока вы выйдете, мистер Майклс, — произнесла я. — Или вы желаете, чтобы я вызвала охрану? Предупреждаю, правда, что это будет равносильно для вас временному исключению из университета.

Снова долгая пауза. Майклс вновь бросил отчаянный взгляд на своих дружков, призывая поддержать его. Но они сидели, опустив головы, и рассматривали свои парты.

— Мистер Майклс, я не собираюсь повторять. Вот выход. Воспользуйтесь им.

У Майклса лицо перекосило от гнева. Он сгреб учебники и рюкзак и выскочил вон, хлопнув за собой дверью. Я выдержала паузу, позволив тишине висеть в аудитории еще секунд пятнадцать. Затем, как можно спокойнее и мягче, спросила: