Дуглас Кеннеди - Покидая мир

Я лишь чуть улыбнулась, слушая ее. Рут это приметила:

— Как вы себя чувствуете, Джейн?

— Все прекрасно.

— Уверены?

— Разумеется, уверена. С чего бы мне не быть в этом уверенной?

Это прозвучало неубедительно, потому что я почувствовала: Она знает.

— Вам не нужно было приходить сегодня на службу, Джейн.

— Но я хотела прийти. Мне необходимо было прийти на работу.

— Ну и ладно, если так вам лучше.

Какое там лучше! Как мне может быть лучше в первую годовщину смерти моего ребенка ?

— Знаете, если вы почувствуете, что вам трудно здесь оставаться, — продолжала Рут, — просто идите домой. Все поймут.

— Вот в этом вы ошибаетесь, Рут. Никто никогда не сможет этого понять. Да я этого ни от кого и не жду. А теперь простите, мне нужно идти работать.

Я заперлась в кабинете и просидела так до конца рабочего дня. Рут была права. Не следовало мне приходить сюда. Я уже давно с ужасом ждала наступления этого дня. Все говорят, что первая годовщина тяжелой утраты особенно мучительна, и не только из-за осознания того, что прошел уже целый год с тех пор, как рухнул твой мир, но и потому, что время — никакой не лекарь. Итак, я заперлась в кабинете и пялилась на экран компьютера, пытаясь сосредоточиться на первом издании «Алой буквы». Мне удалось разыскать торговца в Кейптауне (ближе ничего не нашлось), предлагавшего один экземпляр. Но он запрашивал заоблачную цену — тридцать тысяч долларов. Теперь я пыталась выяснить рыночные цены, чтобы решить, стоит ли тратить столько денег на эту книгу (решила, что не стоит), в глубине души прекрасно понимая, что эти детективные расследования — лишь хитроумная уловка, позволяющая на несколько минут отвлечься от того кошмара, который и теперь, двенадцать месяцев спустя, наполняет собой каждый день и каждый час.

Наконец рабочий день подошел к концу, и в шесть часов я надела пуховик, шапку, шарф, перчатки — все, что необходимо для защиты от мороза в зимнем Калгари, — и, покинув свое убежище, вышла в темноту.

Вечер был морозный — ртутный столбик опустился ниже десяти градусов, с неба сыпал снег. В кинотеатре неподалеку шли два фильма, которые я хотела посмотреть. От библиотеки туда было минут двадцать ходьбы по Восьмой авеню. Я собиралась сначала заглянуть в соседний с кинотеатром бар под названием Escoba 107 107 Escoba (исп.) — метла. , заказать порцию пасты, выпить пару бокалов какого-нибудь красного, согревающего, вина, а потом нырнуть в кинотеатр и убивать вечер, уставившись на экран в темном зале. Но, выйдя из библиотеки, я повела себя довольно странно. Я просто уселась на мостовую прямо у входа — и так сидела, не обращая внимания на холод, снег, прохожих, которые поглядывали на меня, словно я сошла с ума… и они были, очевидно, правы.

Подошел полицейский — средних лет, в теплой меховой шапке с ушами и приколотым к ней значком полиции Калгари:

— С вами все в порядке, мэм?

Я не стала с ним разговаривать, а отвернулась и уставилась на водосточный желоб.

Он присел рядом с мной на корточки:

— Мэм, я задал вам вопрос. С вами все в порядке?

— Со мной уже никогда не будет все в порядке, — услышала я собственный голос.

— Мэм, вы попали в аварию? Вы ранены?

— Так уже было в прошлом году.

— Что было, мэм?

— В тот вечер, когда погибла моя доченька, я сидела вот так же на мостовой.

— Что-то я не пойму…

— Я пришла на то место, где все случилось, и сидела на мостовой… и не могла встать, пока не приехала полиция и меня не…

— Мэм, могу я узнать ваше имя?

Я отвернулась. И почувствовала на плече его руку в перчатке.

— Мэм, у вас есть при себе удостоверение личности?

Я по-прежнему отказывалась посмотреть на него.

— Ладно, мэм. Я звоню в участок, чтобы вас устроили на ночь куда-нибудь в безопасное место.

Но когда он уже достал свою рацию, у меня над головой раздался мужской голос.

— Я ее знаю, — обратился мужчина к полицейскому.

Подняв голову, я увидела Верна Берна. Он тоже опустился перед мной на корточки:

— Что-то случилось, Джейн?

— Год назад…

— Я знаю, знаю, — тихо сказал он.

— Откуда вам известна эта женщина? — спросил коп.

— Мы вместе работаем.

— Она всегда такая?

Верн постучал его по плечу. Они отошли и несколько минут переговаривались тихими голосами. Затем полисмен снова нагнулся ко мне:

— Ваш коллега поручился за вас, он сказал, что вы сейчас встанете и отправитесь домой. Он подтвердил, что то, что вы рассказали про дочь, это правда. Да, это правда тяжело, я искренне сочувствую. Но предупреждаю, если я опять вас найду вот так на улице, то буду вынужден позвонить в психиатрическую больницу Футхилс… хотя, поверьте, никакого удовольствия мне это не доставит.