Кит Рид - Я стройнее тебя!

— Не сметь!

Верзила Дарва, как обычно, разобиделась.

— Что это с тобой?

Энни совершила ошибку. Она позволила себе заплакать, — позволила, потому что не могла удержаться! Слезы было никак не остановить, а между всхлипами она кричала:

— Из-за вас я толстею!

Господи, так оно и есть. Ее тошнит от вида собственного отражения в зеркале. Теперь, когда ты научилась ценить кристально чистую воду и савойскую капусту, когда ты добилась желанных размеров, а твои утонченные эстетические взгляды требуют дальнейшего совершенствования изысканных, четко прорисованных линий, — каждая ложечка, которую тебя заставляют съесть, кажется грубым насилием, а каждая лишняя унция оскверняет чистоту этого храма, который ты с таким трудом построила. Хлопая себя по увеличивающемуся животу, она вопила:

— Я толстая, и мне тошно от этого, я себя ненавижу!

— Энни, не говори такие вещи.

— Я омерзительна.

Дарва заговорила уже другим тоном.

— Аберкромби, я тебя предупреждаю.

— Я ненавижу свое тело.

Напрасно Энни не обращала внимания на монахиню. Дарва, впервые за все это время, бросила на нее злой взгляд.

— Последний раз предупреждаю.

— Ненавижу, ненавижу!

— Довольно, — произносит Дарва. За недели, прошедшие с тех пор, как здесь оказалась Энни, новообращенная Преданная стала грубее и увереннее. Возможно, она неожиданно почувствовала себя человеком, имеющим какие-то права, оттого что ей позволили помыкать Энни, и Дарва просто ловит кайф, то ли из-за свойственного ей садизма, то ли из-за того, что кто-то оказался слабее нее. — Вставай.

Дарва не дала ей надеть банный халат; не разрешила даже остановиться и сунуть ноги в тоненькие тапочки. Толкая ее в спину костяшками пальцев, Сестра выгнала ее в коридор.

Впервые за время пребывания в Веллмонте Энни покинула палату. Она беззащитна и краснеет от смущения. В своем полупрозрачном больничном халатике она кажется себе летящим по коридору воздушным шариком, так округлились ее щеки, столько жира наросло на красивых косточках.

— Так ты считаешь себя толстой? — спросила сестра Дарва, вводя ее в комнату для осмотров; зеркала идут от пола до потолка, помещение разделено пополам занавесом. — Я тебе сейчас покажу, что такое «толстая».

— Где мы?

— Сама увидишь.

— Что это такое?

— Комната для очных ставок. — Дарва указала на больничный занавес, отделяющий их от чего-то, ожидавшего Энни в другой половине комнаты; он был сверху и снизу прикреплен к изогнутой металлической направляющей. Когда она постучала по натянутой ткани, что-то зашевелилось. — А теперь снимай халат.

— Ни за что.

— Снимай, или я сама тебя раздену.

— Пожалуйста, не надо.

Шарахнувшись от своего омерзительного отражения, Энни оттянула больничный халат вперед, так что он собрался складками. Но разве может какой-то ярд ткани с нарисованными пандами скрыть ее нелепое обрюзгшее тело. Несмотря на все свои усилия, она действительно набрала вес. Поначалу ей удавалось перехитрить сестер; она прятала под матрасом целые обеды, но ее выдала вонь от портившихся продуктов, и примерно тогда же Дарва обнаружила грузики-утяжелители, которые Энни зашила в рукава своего халатика. Когда Преданные поняли, что «система доверия» не действует, они перестали оставлять ее в палате одну. Теперь Дарва каждый вечер кормит Энни с ложечки и не уходит, пока на тарелке остается хоть сколько-то этой жирной гадости, и следует за ней в ванную комнату, чтобы не дать ей вызвать рвоту, не усвоив положенных калорий.

— Мне так неловко.

— А я тебя предупреждала. — Поставив девочку перед зеркалом, Преданная Дарва срывает с нее халат.

Энни в ужасе отпрянула от своего отражения.

— Фу. Сколько жира! — Это же не я.

— Ты считаешь, это называется «толстая»?

— Толще не бывает! — С другой стороны занавески, разделявшей комнату, кто-то шумно вдохнул, но Энни была настолько зла и расстроена, что не заметила этого. Она в бешенстве кричала на Дарву: — Да ты только посмотри на меня!

— Это не называется «толстая»… — Дарва раздвинула занавес.

Откуда-то послышался стон.

— Вот что такое «толстая», — торжествующе произнесла Дарва. Потом она добавила каким-то чужим голосом: — «Отчайтесь, исполины! Взгляните на мой труд, владыки всей Земли!» [34] П. Б. Шелли. «Озимандиас». — и дернула цепочку.

Грохоча кольцами по металлической направляющей, как разгоняющийся скорый поезд, плотная ткань скрылась в углублении, и стала видна другая половина помещения. Огромное зеркало, перед которым стоит Энни, продолжается вдоль всей стены, и в нем отражается еще одна фигура.