Валентин Черных - Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник

— Извините, — сказала она.

— Чего уж тут, — вздохнула хозяйка доберманши. — Власть переменилась.

Анна работала за столом. Зазвонил телефон. Она сняла трубку, выслушала, сказала:

— Сейчас буду…

Она поднялась этажом выше. Перед дверью с табличкой «Начальник управления» поправила волосы, воротник блузки и вошла в приемную.

Секретарша, пожилая женщина, сказала:

— Вас ждут.

Она вошла в кабинет. За столом сидела женщина ее лет, не старше тридцати пяти. Она вышла из-за стола, пожала Анне руку. Они были даже похожи: обе рослые, спортивные, в легких блузках и узких юбках. Они присели в кресла у журнального столика. Начальница предложила Анне сигарету, та взяла. Обе закурили.

— Романенко уходит в НИИ, — сказала начальница. — Пойдешь на его место?

— Пойду, — ответила она.

— Ну и ладушки, — сказала начальница. — Тогда иди принимай дела.

Она спустилась на этаж ниже и зашла в кабинет своего начальника. Тот складывал бумаги в большой портфель. Рядом стояли две стопки книг, перевязанные бечевой.

— Тебя, что ли, назначили? — спросил начальник.

— Меня, — ответила она. — А вас я и не знаю, то ли поздравлять, то ли приносить соболезнования.

— А этого никто сегодня не знает, — заметил начальник. — Сегодня поздравляют, завтра приносят соболезнования, бывает и наоборот. Принимай дело.

— Принимать нечего, — ответила она, садясь в его кресло. — Все знакомо.

— Довольна? — спросил ее теперь уже бывший начальник.

— На сегодня — да, — ответила она.

— А на завтра ты особенно не рассчитывай. Здесь и просидишь остаток дней своих. Дальше не пустят.

— Остаток еще большой, — спокойно возразила она. — Поживем — увидим.

— Что-нибудь увидим. Только что? Смутные времена, — сказал бывший начальник.

— Хуже уже не будет… — сказала она.

Витек торговал теперь у железнодорожного вокзала. И вдруг увидел ее.

— Всё, — объявил он очереди. — Закрыто на обед. — И бросился к ней: — Я тебя умоляю! Отстань от меня. Я как вижу такую розовую куртку, как у тебя, у меня тахикардия начинается. Прости меня. Это меня Шкипер подбил. Он все организовал. И собаку твою он травил. Я больше никогда не буду. Прости меня. — И Витек вдруг заплакал. — Прости!

Она молча повернулась и пошла к подземному переходу.

Анна прогуливалась во дворе около универсама, держа Нюрку на коротком поводке. Увидев, как подкатил автобус «ПАЗ», она подошла к телефону-автомату и набрала номер.

Сысоев, он же Шкипер, с двумя другими грузчиками поспешно вытаскивали коробки с телевизорами и грузили в автобус. Во двор въехал милицейский «газик». Из него выскочил капитан с двумя сержантами. Один из сержантов заглянул в кабину автобуса, выдернул ключ зажигания. Милиция нашла двух понятых. Сысоева и грузчиков попросили сесть в милицейскую машину. И тут Сысоев увидел ее и Нюрку. Он схватил обрубок металлической трубы, вырвался от державшего его сержанта и бросился к Анне. Он успел только замахнуться. Нюрка в доли секунды уже повисла у него на руке, дернула ее, и Сысоев рухнул на землю. Нюрка стояла над ним, ощерив пасть.

— Ко мне! — приказала Анна.

Нюрка, рыча, отошла.

— Ничего, — пообещал Сысоев Анне. — Еще встретимся.

— Через несколько лет, — ответила Анна и пошла к подъезду своего дома.

Нюрка шла рядом, поглядывая, будто спрашивая, правильно ли она поступила.

— Все правильно. Ты молодец, — похвалила она Нюрку, и та завертела обрубком хвоста. Всегда приятно, когда тебя хвалят.

Усталая Анна сидела на кухне. Борис накрывал на стол.

— Всё, — сказала Анна.

— Что все? — не понял Борис.

— Все кончается.

— Кое-что и начинается, — ответил Борис. — У меня есть кое-какие новости.

Анна молчала.

— Ты почему не спрашиваешь какие? — спросил Борис.

— К сожалению, сегодня все больше плохих новостей. Но я готова и к плохим.

— Я сдал билет, — сказал Борис. — Я решил не ехать.

— Почему? — спросила Анна.

— Ну, в общем… — Борис все-таки решился: — Я люблю одну женщину. Я хочу быть вместе с нею. И я больше ничего не хочу. К тому же она мне купила джинсы, вторых мне не надо, а зачем тогда ехать… Извини, я, конечно, какую-то ерунду мелю, чего-то я…

И Анна заплакала.

— Ну что ты. — Борис обнял ее.

Анна сквозь слезы сказала:

— Прости меня. Я должна сказать тебе что-то, но ничего придумать не могу. Не говорить же тебе «спасибо»… — И Анна заплакала почти навзрыд.

— Ну почему же, — сказал Борис. — «Спасибо» — очень хорошее слово. Я теперь всем буду рассказывать, что, когда я ей признался в любви, она мне сказала спасибо.