— Вот! — кричит он на весь класс. — Это вы здесь сидели вчера!
Ребята молча стоят, не понимая, в чём дело…
— Это вы изгадили весь стенд!
— Это не мы… — пролепетал один из них.
— Это не мы… — повторил за ним другой.
— Кроме вас больше некому! У вас все уроки были вчера в этом классе.
— Это не мы… Это не мы… — повторил снова один из них дважды.
— Позавчера тут ничего не было! — кричал мастер. — Чтобы сегодня после уроков вылизали здесь всё! Помоете стены. А за побелку потолка будем вычитать деньги из стипендии! Чтобы завтра явились к директору вместе с родителями!
Обеими руками он схватил ребят за шиворот и с силой выпихнул вон из класса, и сам вышел за ними следом, не закрыв за собой двери. Из коридора, куда он их вытолкнул, послышались крики. Этого мастера боялись не только его подопечные слесаря, но и радиомонтажники, за то что он занимался рукоприкладством.
Кукумба приблизился к двери, и закрыл её, чтобы не быть свидетелем избиения. Сашка с Игорем переглянулись. Улыбка растянула их рты. До конца урока они давились от смеха…
"Это не мы — это не мы…" — повторяли они, и им было очень смешно, что никто не подумал на них, а наоборот, попались какие-то ни в чём не повинные ремесленники, которых было почему-то совсем не жалко: то ли потому, что они были из другой группы, да к тому же — слесаря, которые считались менее привилегированными по сравнению с радиомонтажниками, то ли потому, что многие из слесарей были не-москвичами, жили в общежитии, а значит, были настоящими ремесленниками; то ли потому, что среди слесарей бытовали грубые законы: не раз Сашка с Игорем были свидетелями, как двое ПТУ-шников начинали кулачную драку, и как только одному из них удавалось сбить другого на землю, и тот не мог сразу же подняться, то собравшиеся вокруг подбегали, отталкивая победителя в сторону, и начинали со всей силы пинать побеждённого, "забивать ногами". Их нравы перенимали и радиомонтажники. По крайней мере, Сашка, Игорь и Машка играли в игру, под названием "забить ногами". И хотя били друг друга не больно, но могли легко войти в роль и слегка озвереть. Драка могла вспыхнуть безо всякой явной причины. Их ПТУ, тем не менее, считалось образцовым. В других ПТУ, как знал Саша по рассказам знакомого приятеля, если ты не мог себя защитить, то лучше было не заходить в туалет, где всегда кого-нибудь поджидал тот, кто был не прочь размять мускулы.
"Это не мы — это не мы!" — вспоминали потом часто Игорь и Сашка, и им всегда становилось необыкновенно весело.
— Поди, они до сих пор недоумевают, кто это сделал! — продолжал смеяться Игорь.
— "Пребывают в неведении"! — поддерживал его Сашка, вводя новый термин.
— Так и Летучий — до сих пор "в неведении", кто вворачивает конденсаторы! — смеялся Игорь.
— А наказать-то кого-то надо! Наверняка, кого-нибудь поймает!
— "Это не мы… Это не мы…"
— "Это не я… Это не я…" — будет говорить Малинкин, — Сашка давился от смеха.
— А то, как кого-то из нас заподозрят? — заметил Машка.
— Пусть докажут! — Игорь перестал смеяться.
— А помнишь, про решётку! — предложил Сашка другое воспоминание годичной давности.
— А! Решётка!! — Засмеялся Игорь, даже приседая от новой волны смеха.
Володя не сумел дозвониться ни до кого, поскольку автомат сразу же проглотил монету. Выйдя под дождь, дворник направился по улице, сам не предполагая, что она приведёт его к очереди терпеливых молчаливых промокших людей, в своём бездействии преследующих единую цель: согреться.
И не задумываясь долго, столкнувшись с "аскетами", он как-то естественно слился с этими людьми, покуда не оказался уже в метро, изрядно подвыпивший и движимый неясной перспективой какой-нибудь неожиданной встречи.
Опять вспомнился разговор с Николаем, и он подумал, что в метро совсем нет дворников — потому что в метро не бывает снега… Что неплохо было бы соединить все дома в городе одной крышей. Тогда бы всем дворникам не пришлось бы кидать лопатами тяжёлый снег, и их работа ограничилась бы лишь уборкой мусора; но платили бы им всё равно те же деньги, потому что меньшей зарплаты не бывает; но тогда у него было бы больше свободного времени; и он бы написал много рассказов…
Мысль об единой крыше над всем городом показалась ему весьма оригинальной. Он стал развивать её дальше. Он представил себе подземный город, из которого никого не выпускают, потому что у человека может нарушиться психика, если он увидит настоящее солнце…
Читать дальше