Александр Беатов - Время дня - ночь

— Ишь! — услышал он голос дяди Коли. — Я же говорю: всюду жисть!

Во даёт, робот! — подумал Сашка. — Откуда ж он про жизнь знает?!

— Ты мне вот что скажи, — продолжал дядя Коля, — Зачем тебе борода?

— Борода? — переспросил дворник и улыбнулся. — Как зачем?

Такой вопрос ему задавали уже не раз. Он полез в карман и вытащил газету.

— Вот! — Он развернул её, показал дяде Коле, где читать.

"Каждый мужчина, достигший преклонного возраста", — прочёл Николай вслух, — "Потратил за свою жизнь на процедуру бритья не менее 3300 часов. А если не бриться, то борода может достичь длины почти восемь с половиной метров"…

Дядя Коля был озадачен. Дворник опять ускользнул от прямого ответа, подсунув так ловко газету.

Он перевернул газету, взглянул на число. Газета была свежая. Он попробовал ногтём подцепить жирно отпечатанное название "Труд".

— Ты мне одолжи её домой, — попросил он, — Тута надоть подумать. — Он посмотрел дворнику в глаза. — Покажу своей. А то я, энтого… броюсь-то неругулярно…

Николай провёл ладонью по щетинистому подбородку.

"Рассказывай!" — подумал Сашка. — "Просто кусачки затупились твою проволоку кусать. А новых не выдают — срок не вышел для старых"…

— Может, оно, действительно, будет лучше, с бородой-то?.. — Он сунул газету в карман. — Почему ж тады все не носють бород-то, коли даже в газетах рукомендують?..

— Так ведь кругом одни дураки! — подыграл дворник.

В сознании дяди Коли личность дворника как-то выходила за намеченные рамки. И сейчас она вылезла куда-то за пределы его сознания, пугая непостижимой и вдруг становящейся по-своему понятной правотой. Сдобренный вином желудок, вызвал в нём какой-то хмельной восторг, подобный тому, что захватывает ребёнка при увлекательной игре.

— А ты, что, только здесь работаешь али ещё где? — спросил он.

Володя насторожился. Дядя Коля не походил ни на работника отдела кадров, ни на какого другого работника. Однако он подумал, что даже если его собутыльник — стукач, ему незачем скрывать то, что официально известно и что можно выяснить итак при необходимости.

— Я работаю в охране ещё… — сказал он и добавил, — Сторожем…

— Да… Дворникам платють мало, — как будто посочувствовал дядя Коля.

— Я не из-за денег! Мне денег хватает даже на выпивку.

— Так отчего ж тогда?

— А так больше времени…

— А на кой те время-то?!

— Для себя…

— Так ведь скучно с собой-то!

— Мне не скучно. Я люблю быть один…

— Да ты что! Небось, неженатый!..

— Неженатый.

— Энто плохо! — заключил дядя Коля. — Сопьёсси…

— Ну, уж нет! — засмеялся дворник. — Я знаю, что мне надо!

— Смотри… Только помяни моё слово: сгинешь…

Володя ничего больше не ответил. Как ни казалось ему смешным такое пророчество, с которым, как и с вопросами о бороде, он не раз уже сталкивался, — всё же вероятность спиться всегда остаётся одинокому человеку. Почувствовав какую-то усталость и желание отправиться восвояси, он вытащил сигареты и закурил.

— А зимой-то, поди, тяжело снег кидать? — продолжал донимать дядя Коля.

— Ничего… Я снег люблю… Он — белый…

Володя старался говорить длиннее, чтобы не показаться скучным собеседником.

— А раньше кем был, если не секрет? — допытывался Николай.

— Я раньше учился в институте, — с нехотью сказал Володя и подумал: "Что если Николай — на самом деле хитрый стукач?"

Но это опять показалось ему маловероятным: настолько дядя Коля был непосредствен.

— Эва! — воскликнул дядя Коля. — Почему же ты — дворник?!

— Я стихи пишу…

— Стихи?… Ну-тко, прочти…

Дядя Коля не успел прикурить, и спичка обожгла ему пальцы. Новую он зажечь не решался или вовсе забыл.

— Да я на память плохо помню… Разве что это?.. Я его сегодня сочинил в метро.

Володя бросил окурок в сторону урны и стал читать:

Дворник замолчал. Дядя Коля икнул.

— Едрить твою!.. — выговорил он. — Молодец! Неужто сам сочинил?

— Сам! А то кто ж! — заулыбался Володя.

— Молодец! — повторил дядя Коля и почувствовал, что у него подкашиваются ноги, будто он выпил лошадиную дозу спирта, и его прошиб дикий хмель, который бывает разве что с непривычки. Стараясь избежать головокружения, он попробовал придать своим мыслям и всему разговору другое направление.