Ида Йессен - Азбучная история

— Как поживают дети? — спросил Йоаким. Он весь горел как в лихорадке. И собственный вопрос донесся до него сквозь колышущееся марево жара.

— У них все хорошо, — ответила Сюзанна. — Можешь не беспокоиться.

Зимой в Тисвилле-Хайне стояла глубокая тишина. Печальный сумрак окутывал всю округу, елки словно бы пригибались к земле. Когда Йоаким вечером, возвращаясь с работы, сворачивал с шоссе на грейдер, ведущий к дому, он как бы въезжал в ночь. Нигде ни огонька, ведь об эту пору другие бывали здесь только наездами, по выходным. Впрочем, его это не смущало. В доме царил холод, иной раз, когда он приезжал, температура опускалась до четырех-пяти градусов. Он затапливал печь и, не раздеваясь, сидел в кресле, ждал, пока комната нагреется. Иногда готовил ужин, закупив по дороге продукты, но ел без всякого аппетита. Даже когда испытывал голод, кусок в горло не шел. Большей частью довольствовался чашкой какао и овсянкой, которая под собственной тяжестью падала в желудок, почти без глотательных усилий.

— Ты очень исхудал, — говорили коллеги, — плохо питаешься?

— Просто устал, — смеялся он, спасаясь от постороннего вмешательства. Ему нужен полный покой. Единственное, что наполняло его, была тишина. На работе он носил ее в себе. Слышал, как люди вокруг разговаривают, но понятия не имел, о чем идет речь, да и не интересовался. Дома, в летней хибарке, тишина нарушалась, только когда он звонил Сюзанне, вымаливая разрешение повидать Якоба. И день за днем получал один и тот же ответ: нет, не сейчас. Якоб и так уже задерган из-за развода, пусть успокоится.

— Нам нужен покой! — кричала она в трубку. — Ты должен, черт побери, оставить нас в покое, Йоаким!

— Ты бы предпочла, чтоб я вообще сгинул, лишь бы вам было спокойно?! — кричал он в ответ. — Нет человека, нет проблемы!

Тогда она мигом меняла тон и холодно сообщала, что он невменяем, а раз так, пусть не рассчитывает при первой же возможности увидеться с Якобом.

Такого рода стычки пугали Йоакима. Хочешь не хочешь, ему необходимо поддерживать с нею добрые отношения. Он помнил слова адвоката насчет сотрудничества. И мечтал уснуть и проснуться, когда все плохое останется позади. Но по большому счету он бодрствовал круглые сутки. Каждый вечер ложился в постель, укрывшись целой горой одеял, но холод проникал сквозь тонкие стены спальни, и он всю ночь лежал, балансируя на грани, где мог ни о чем не думать. Слушал мышиную возню в чердачных перекрытиях. А если засыпал, сон был короткий и тяжелый, потому что стоило проснуться, как все невзгоды разом наваливались снова. Во сне он видел лица Якоба и Дитте, а пробудившись, понимал, что их у него отобрали и ничего тут не поделаешь. Он корчился от жалости к себе и неописуемой боли, плакал и лишь под утро забывался дремотой. Опустошенной, сумрачной, совершенно безмолвной.

Так миновали первые недели.

В середине января Сюзанна наконец разрешила ему забрать Якоба из ясель и часок с ним погулять. Это первый шаг, сказала она, и пусть он пройдет благополучно. Случись ему допустить хоть малейшую оплошность, и она позаботится, чтобы эта оплошность стала первой и последней. С недавних пор она начала разговаривать с ним как с назойливым чужаком, который понятия не имеет о детской жизни и поведении, и подробно, снисходительным тоном инструктировала его насчет того, как надо одевать Якоба и насколько ему необходима прогулка. Йоаким терпеливо слушал, потому что в нем росла великая надежда. Ему снова дозволено думать о Якобе. Вспоминать, какой он. Йоакиму пришел на ум недавний случай: прислонясь к его плечу, Якоб стоял на подоконнике, с пустышкой во рту, во все глаза смотрел на луну и шепотом рассказывал, что видит.

Накануне назначенного дня, когда Йоаким сидел в конторе и мечтал, на столе у него зазвонил телефон. В трубке раздался голос Сюзанны.

— Я быстро, — сказала она, а затем сообщила, что с прогулкой ничего не получится, он должен просто привести Якоба домой, на Азбучную улицу.

— Почему? — спросил Йоаким.

— Какая тебе разница, — буркнула она, но, видимо, тотчас пожалела его и пояснила: — Мама приезжает. Хочет побыть с Якобом, а иначе ведь не успеет поздороваться, как уже надо уходить.

— Я тоже хочу побыть с Якобом, — прошептал он.

Но Сюзанна не слышала, положила трубку.

Назавтра Йоаким с утра был не в состоянии сосредоточиться на работе и уже в половине второго собрался уходить. Сюзанна сказала, что забрать Якоба нужно в четыре, но он больше не мог. Думал: ей не обязательно знать, что я провел с ним несколько часов. Мы пойдем в библиотеку. Там тепло, там есть игрушки. Направляясь к двери, он вспомнил, что после обеда назначено совещание, заглянул в секретариат, сказал, что не может присутствовать. Так, это улажено, удовлетворенно подумал он. Купил пакетик изюма и грушу и, вооруженный таким манером, заявился в ясли. Но едва вошел в гардеробную, как его захлестнула тревога. Он поискал глазами синий комбинезончик Якоба, с катафотами, — не видно. И рюкзачка нет. И тапочки, маленькие клетчатые тапочки, слишком уж аккуратно стоят на месте. Он опустился на детскую скамейку, скрестил длинные ноги и сидел там, пока немного погодя в гардеробную не выглянула одна из воспитательниц: