Валентин Черных - Женская собственность. Сборник

«Значит, мы подворовывали, — обиделся Бурцев. — А вы совсем другие, что ли?» Он почему-то вспомнил, что, выезжая в командировки от ЦК читать лекции, он всегда говорил, что у нас нет конфликта поколений. Конфликта, может быть, и нет, они нас просто вытесняют.

— Ваш отель называется «Айбис». Район Рапонги.

— А как вы узнали? — поразился Бурцев.

— Так на них же написано. — Кирилл протянул Бурцеву спички. — И станция метро указана. Но айбис действительно птица, это как фламинго, только поменьше. Но как вы это прочитали — вы же не знаете английского?

Бурцев взял коробок со спичками.

— Я прочел как ибис, а ибис напоминает чибис, а чибис и есть пиздрик.

— Да, — сказал Кирилл, — с такими русскими ассоциациями ни один современный компьютер не справится. Спускайтесь в метро.

— А где метро?

— А вон. — И Кирилл ткнул в сторону подземного перехода, над которым светилась латинская буква «М», как в Москве.

И ребята, помахав ему, растворились в японской толпе. «Даже не довели до метро, — обиделся Бурцев, — и не спросили, где я работаю. Ведь им после окончания университета придется устраиваться на работу, и я мог бы позвонить. А звонить-то некому, — тут же подумал он. Те, что все решали, уже ничего не решают. — И чего им помогать? Со знанием английского и японского и после стажировки в Японии не они будут искать место, а их будут искать места».

И весь его опыт и знания номенклатуры уже невозможно использовать. И от этого Бурцеву стало совсем грустно, успокаивало единственное: теперь он знал, где метро.

Бурцев спустился вниз. На платформе спросил у пожилой японки, ткнув в приближающийся поезд:

— Рапонга?

Японка заулыбалась и согласно закивала. Бурцев вышел на третьей остановке. Слева был табачный киоск. Это он помнил. Он повернул налево, посмотрел наверх. Ярко светилась неоном вывеска «Айбис». На лифте он поднялся на пятый этаж. Написал на бумажке номер своей комнаты и получил ключ. Еще не очень веря, он открыл дверь — в комнате стоял его чемодан.

Бурцев разделся и лег в постель. «Никуда больше по заграницам не поеду, — решил он. — И вообще уеду домой, в деревню. Поговорю в райкоме, подберут ведь какую-нибудь работу». Но тут он вспомнил, что райкомов больше нет. С его-то опытом он, конечно, мог бы стать председателем колхоза, но отец писал, что колхоз в их деревне вроде бы собираются ликвидировать. В конце концов, он может и просто пахать, косить, скирдовать, силы еще есть. С этими мыслями он и уснул. И снилось ему, что лежит он на прохладной траве и смотрит в не очень голубое, но все-таки голубое небо, и там, в вышине, вьется пиздрик, то спускаясь, то взмывая вверх, и кричит, кричит: «Пиз, пиз». И ему стало хорошо и спокойно впервые за многие, многие годы…

Прошел всего год, как началась, вернее, уже и закончилась эта странная история. Мы, а точнее, моя жена поменяла нашу квартиру с улицы Новаторов. Почему эту улицу назвали так торжественно, я не знаю, да и никто, наверное, не знает. Кто придумывает новым улицам названия, может быть, какой-то служащий, а вернее, служащая Моссовета. Как известно, в учреждениях у нас в основном женщины, а эта, что придумала, наверное, была особой весьма романтической и в возрасте — нормальный молодой мужчина так торжественно мыслить не может.

Да и никакие новаторы не могли ни жить, ни строить эти пятиэтажные блочные дома, которые, говорят, были рассчитаны на двадцать лет, чтобы потом их снести и на их месте построить нормальные дома, но их, наоборот, капитально отремонтировали, и они простоят, может быть, и все пятьдесят лет, у нас ведь могут взять почин — увеличить срок годности жилья и до ста лет.

В общем, моей жене надоело жить в доме, в котором зимой холодно, летом душно, лифта нет — почему-то раньше считалось, что пятиэтажке лифт не положен, — и она поменяла нашу трехкомнатную малогабаритную квартиру на нормальную в кирпичном доме, естественно с приплатой, недалеко от Речного вокзала.

В принципе, ничего мы не выиграли, только потолки повыше и прихожая пошире. В этом доме архитекторы лестницу вынесли вбок, поэтому лестницей практически никто не пользовался, наверное, она служила пожарным выходом. В прежнем доме я, каждый день спускаясь и поднимаясь по лестнице, знал всех жильцов: с одними здоровался, с другими даже дружил. В этом доме я никого не знал и здоровался только с седой, грузной, с большим крючковатым носом женщиной, и то только потому, что она постоянно сидела на лавочке у двери в подъезд. Я ее назвал ведьмой. Когда вот так поздороваешься с человеком несколько раз, всегда наступает момент, когда или сам заговоришь о погоде, или с тобой заговорят.