Кирилл Кобрин - Где-то в Европе...

С тем и прощаюсь.

Твой Денис

9.11.1994

Среда

Свонси

Кирилл!

Поплескавшись, поскоблившись, наскоро побрекфастав, я… — такой свистопляской начал бы это письмо твой любимый писатель. Действительно, свистошипящие используются подданными Ее Величества для жизнеутверждения (yes, sex), мягкозвонкие (особенно аранжированные колокольной медью зияющего «о») означают ущерб (no money). Потому, верно, день начинается здесь с плеска воды и блеска никелированного чайника.

Первое утро на чужбине. Очухавшись, я погрузился в британскую ванну, полную британской воды. Я чувствовал себя Ахиллом, которого прополоскали то ли в Ахеронте, то ли в Коците. Я окунулся в «британскость», только к телу моему ничего не прилипло — я яростно соскабливал с него российскую грязь. И все-таки степень неуязвимости проблематична… Сэндвич, обнаруженный в холодильнике, оказался по-британски вежлив — больших усилий от моего желудка не потребовал, так же, впрочем, как растворимый кофе — от моего сердца.

Явился Мередит. В блеске ласкового британского солнышка (того самого, что никогда не заходило над Империей) оный оказался гораздо симпатичнее, академически неряшливее. Мы тряханули правыми руками и выбрались на изумрудный газон кампуса. Библиотека ждала. Скромная трехэтажная бетоностекляшка зажевала нас тремя парами своих дверей, протолкнула по короткому пищеводу коридора, и вот мы в чреве: лестницы убегают вверх и вниз, стрекочут принтеры, кряхтят ксероксы, переливается легкая дробь компьютерных клавиш, а стены туго уложены чудеснейшими, восхитительнейшими в мире, подробнейшими, обстоятельнейшими, честнейшими, аккуратнейшими, благороднейшими справочными изданиями. Вот он, друг мой, борхесианский рай! Тут бы и провести всю жизнь, но моя уже наполовину прошла, а провести здесь оставшуюся половину мне никто не даст. Увы (или к счастью).

Проводником по этой сокровищнице был косоглазый (ладно, хоть не слепой) библиотекарь Клайв — малый весьма симпатичный и тоже неряшливый. Возносимый и низвергаемый по лестницам и на лифтах, я зрел все ступени, круги, престолы библиотеки: от Абраксаса до Яхве, от «Кельтской коллекции» [6] Обычное название библиотечного раздела с книгами по истории и культуре кельтов. Обычное для британского книгохранилища. до сегодняшнего номера «Таймс». Наконец Клайв растворился в коричневом сумраке меж книжных полок, и гость остался один. Несколько часов я петлял закоулками европейских знаний, ощупывая ребристые корешки биографических словарей, сборников церковных документов, томищ Платона на баснословных языках, натыкался на монументальные тумбы, дергал каталожные ящички и чувствовал себя примерно так же, как Д'Артаньян во время разговора Арамиса с аббатом.

Не похоже, чтобы студенты отличались здесь особым рвением.

Днем, торжественно и прилюдно, профессор Мередит меня ланчевал [7] От «lunch» («второй завтрак» — англ.). У ДК была страсть к двусмысленным производным от иностранных (особенно английских) слов. Далее в письмах он будет играться и с «брекфастом» (завтрак), и с «диннером» (обед). Ужина («саппер» — «supper») в Британии традиционно не имеют. . На церемонии присутствовал целый отряд почтеннейших академических старичков, с пристрастием допрашивавших меня о Ельцине, национальных проблемах в СНГ, о том, сидели ли мои родственники в лагере, и прочей чепухе. Глаза достойных джентльменов горели, руки тряслись; тактика дознания была проста: двое одновременно задают два различных вопроса, остальные пока пожирают сэндвичи, салаты, бананы и яблоки. Наконец, в разгар запутаннейшего ответа о смысле визита Козырева в Мельбурн в свете увлечения российских историков теорией пассионарности, я увидел, что все тарелки пусты и стулья почти тоже. Пока я беседовал, желудок мой скорбно помалкивал! Впрочем, гастрономическое фиаско не помешало мне мило распрощаться с двумя оставшимися джентльменами: с красноносым знатоком валлийской церкви мистером Баффоли и чудным таким, кустобровым, сенильненьким и добреньким мистером Дженнингсом. Последний похвастался, что умеет говорить по-русски «chashka chaew» и что первым его языком был валлийский, вторым — немецкий и только третьим — английский. Так я познакомился с первым валлийским националистом.

Колледж и кампус расположены в прекрасном Синглтонском парке, некогда принадлежавшем одноименному аббатству. Я отправился туда коротать время между геронтократическим ланчем и гипотетическим обедом. Лил дождь. Я предавался одиноким мыслям на фоне следующей цветовой гаммы: серый (иногда черный блестящий) асфальт; объемная зелень газона; желтые, красные листья на деревьях и под; шелковисто-серое небо; все вышеуказанное подсвечивали оранжевые фонари. Шныркали белочки.