Кирилл Кобрин - Где-то в Европе...

И вот только здесь, в конце обычного своего маршрута, он всегда вспоминал, что давно уже умер и что никогда никому не сможет рассказать о местной топографии. Именно это наказание было ему определено при поступлении сюда.

С неуверенностью и волнением я представляю на суд читателя письма моего покойного друга Дениса Константиновича Хотова (1962–1995). ДК (как называли его немногочисленные приятели) был одним из самых незаметных людей нашей страны и нашего времени. Вряд ли найдется более десяти человек (не считая студентов юридического колледжа), помнящих ДК сейчас, спустя год после его смерти. Родителей он потерял в шестнадцать лет (кажется, в автомобильной катастрофе), семьи не завел, дружеские связи поддерживал крайне неохотно. Его похоронный кортеж состоял из одного микроавтобуса. Часто, намекая на свое скверное здоровье, ДК говорил: «Я ошибка природы». Познания и таланты моего образованнейшего и одареннейшего друга были на редкость разнообразны. Вот некоторые из них. ДК был, кажется, единственным в России знатоком истории Уэльса. Его «Историко-Логические Рукописи», если будут когда-либо изданы, вызовут у специалистов несомненный интерес, а у немногих — и восхищение (или возмущение. Как знать?). ДК проявил себя как прекрасный переводчик: нижегородский литературный альманах «Urbi» в 1992 году опубликовал его русскую версию избранных страниц «Книги вымышленных существ» Борхеса. Наконец, в том же издании (за 1993 г.) напечатана остроумная борхесианская мистификация, которую ДК сочинил, лежа в переполненной палате кардиологической больницы.

Я познакомился с ДК в 1990 году при банальнейших обстоятельствах: меня попросили оппонировать на защите его кандидатской диссертации. На банкете мы сидели рядом, и случайно брошенная (не помню кем из нас) цитата из дневников Вяземского завела наш разговор так далеко, что, когда он вернулся назад, гостей уже не было. С тех пор я посещал его крошечную однокомнатную квартирку раз в неделю, а он «возвращал визит» примерно раз в месяц. ДК подарил мне свой средневековый Уэльс, своего Борхеса, своего Де Куинси и своего Честертона; я (тщательно тщу себя надеждой) — своих Набокова и Чаадаева. Беседы с ДК — жанр совершенно особый, потому и требует особого разговора (не сейчас!).

ДК был невысок, черноволос, худ и (как я уже говорил) перманентно нездоров. Между тем любил выпить и курил только крепчайшие сигареты. Если бы Бог отмерил ДК еще лет тридцать жизни, то мой друг стал бы типичным «старым холостяком». Как истинный «старый холостяк», он превосходно готовил (и приговаривал: «Женщины по-настоящему готовить не умеют. У них мысли другим заняты». Но не уточнял, чем). Чтение лекций по истории России в юридическом колледже не обременяли его, так что смысл пушкинского «на свете счастья нет, но есть покой и воля» был хорошо понятен ДК.

1994 год стал роковым в его судьбе. Британские ученые, с которыми ДК несколько лет состоял в переписке, выхлопотали для него грант Британской Академии, позволяющий около месяца проработать в библиотеках Университета Уэльса. Мой друг страшно волновался. «Понимаешь, — кипятился он, — это все равно что переспать с женщиной, о которой написал роман». Излишне говорить, что ДК прекрасно знал английский, британскую историю и культуру, и трудно было найти человека более достойного этого путешествия, чем он. Начались хлопоты: поездки в Москву, оформление документов, поиски денег на билеты. В то же время ДК внезапно влюбился, влюбился безнадежно и безответно. Он совершенно издергался, исхудал, здоровье его пошатнулось. Друзья (в т. ч. и я сам) пытались помочь ему: кто-то дал в долг денег, кто-то предоставил свой факс для переговоров с Соединенным Королевством, кто-то просто старался его успокоить. Наконец торжественный день настал. Мы провожали ДК у меня дома, и именно в тот вечер родилась идея ежедневных «Писем из Британии». Уговорить моего друга было крайне сложно; ДК вообще не любил писать письма, но, в конце концов, апелляция к объемистому тому «Писем русского путешественника» возымела действие. Плод этого вечернего договора читатель держит в своих руках.

Осталось сказать еще несколько слов. ДК приехал из путешествия очень довольный и очень больной. Будучи человеком обязательным, он счел необходимым максимально «отработать» выданный ему грант. И, в результате, переутомился. Мы уговаривали его лечь в больницу еще в декабре девяносто четвертого, но он все тянул, доделывал какие-то дела, собираясь сдаваться врачам в январе. Не успел. Первого января 1995 года, вернувшись из новогодних гостей, Денис Хотов умер от сердечного приступа. Он похоронен на Бугровском кладбище Нижнего Новгорода.