Вадим Давыдов - Год Дракона

– Вы меня поражаете. Вы же умный человек, энциклопедически… ну, не образованный, хорошо, но эрудированный. Разве вам не известно, что юным свойственно асоциальное поведение, что это медицинский факт, вызванный особенностями формирования нейронных связей в мозгу, а не злой умысел?!

– Разумеется, я это знаю, пани Елена.

– И как вы это знание употребили?!

– Только так, как и следовало его употребить. Вы правы – с медицинскими фактами не поспоришь. Но мы и не собирались. Мы их употребили по назначению. В воспитательных целях. Если кто-нибудь чего-нибудь не понимает, то нужно просто выучить правила. Путь в увлекательный и интересный мир взрослых проходит не там, где они думают. Совокупления без чувств, наркотики, алкоголь и насилие – не запретные и потому вожделенные яблоки этого мира, а его ядовитые змеи. И для того, чтобы не умереть от их яда, нужно выучить правила, как с ними обращаться. Это требует времени и сил, не только физических, но и душевных. Кто не хочет учить правила, полагая, что он уже все умеет и знает, – будет наказан. По-настоящему сильно, больно и унизительно. И таких девушки любить не будут, потому что девушки любят длинноногих и начитанных, а не прыщавых придурков, гугнявящих гнусавый речитатив под ритмичное дыдыканье…

– Сумбур вместо музыки, – усмехнулась Елена. – Пан Данек, да чем же вы отличаетесь от так проклинаемых вами большевиков?

– Математическим знаком, дорогая.

– Неужели? – Елена хмыкнула. – Но с искусством вы поступаете…

– Где вы видите искусство? Кривляющаяся гнусь в униформе уличных громил – это искусство, по-вашему?! Нет-нет, и не мечтайте. Спортивные комплексы, скаутские отряды, кружки выпиливания лобзиком и курсы кройки и шитья, – пожалуйста, сколько угодно, в каждом дворе и совершенно бесплатно. С захватывающими экскурсиями по всему свету, кстати. Но беситься, еще и накачиваясь всякой дрянью – не пойдет. Примите и прочее.

– Но человеку нужно перебеситься, пан Данек. И желательно в юности…

– Нет, – рявкнул он так, что Елена дернулась от неожиданности. – Не будет этого! Прогрессоры, а не сопливые наркоманы. Воины, а не косопузые нытики. Ученые, а не шляющиеся по подворотням дебилы. Их боевые подруги, нежные, верные, терпеливые и любящие. Понятно?!

– Ужас. А ваши «Королевские Соколы», караулящие студентов Нового университета и срывающие с них куфии [51]– это что такое?

– Это? Это воспитательный процесс. Причем двусторонний. «Соколам» – кстати, они не мои, а королевские, что вполне логично вытекает из названия – нужно куда-то девать энергию. А мы ее просто правильно канализируем. А у ваших сопляков из Нового необходимо культивировать определенные нейронные связи. Например, что куфия – это плохо.

– Таким способом?!

– Вам известно, что «Соколы» их даже не бьют?! – рассердился Майзель.

– Они их унижают. Обзывают «шахидами»…

– Замечательно. Вы считаете, что «шахид» – это ругательство?

– Конечно. А что?

– Ничего, – Майзель как-то странно посмотрел на Елену и улыбнулся. – Вам не кажется, что у нас с вами гораздо больше совпадений во мнениях, чем различий?

– Это сейчас неважно, и…

– Это важно, пани Елена. Это просто очень, очень важно. Для меня – обязательно.

– Но у нас с вами очень разные методы…

– Не методы, дорогая. Не методы, – инструменты…

– Вы хотите единомыслия.

– Единодушия.

– Это нереально.

– Возможно. Но я дерусь, потому что дерусь.

– Вы не можете приставить всем свою голову, пан Данек. Даже если вы действительно говорите, – и делаете, – очень правильные вещи…

– А плевать, – Майзель оскалился дерзко и весело. – Что выросло, то выросло.

– А кто не может? Или не хочет? Больные? Неспособные?

– Больных – вылечим. Неспособных – приставим к делу, которое они способны делать, за вознаграждение, позволяющее жить по-настоящему достойно. А кто не хочет… Кто сознательно не хочет… – Майзель пожал плечами.

– Но так не бывает…

– Будет, – он посмотрел на Елену и кивнул, подтверждая собственную правоту, в которой, похоже, был убежден неколебимо. И улыбнулся. – У нас – будет, пани Елена. Уже есть. У нас много денег, дорогая. В том числе и для этого. И мы этого хотим. А значит, сможем.

Елена молча разглядывала его, как экспонат палеонтологического музея. Потом тихо спросила:

– И куда вы нас всех тащите, вы, чудовище? Вы нас слышите? Мы же люди, а не пулеметные расчеты…

– Мне некогда, пани Елена, – спокойно, без всякого пафоса, сказал Майзель. – Все вопросы – после победы, дорогая.