Вадим Давыдов - Год Дракона

– Ну да… Я правильно понимаю, к чему вы клоните?

– Обязательно. К тому, что эта и подобная этой информация для вас, как и для многих миллиардов нормальных людей, вредна. Получив ее, вы начнете суетиться и кричать. И распугаете мне всю рыбу. Всю охоту мне испортите. Потому что после ваших воплей ублюдки будут знать, что спецслужбы у них на хвосте, и взорвут вместо одной бомбы – две. Понимаете? А если вы окажетесь умнее себя самой и промолчите, то мои парни вылетят по адресу, тихо и эффективно просверлят несколько дырочек в нескольких организмах для беспрепятственного истечения из них бессмертных душ, после чего обезвредят бомбы, вытрут кровь и, аккуратно притворив за собой дверь, уберутся восвояси. Проблема в том, что я не могу надеяться на вашу порядочность и сообразительность. У меня нет на это времени. Совсем. Поэтому мои решения требуют тишины.

– И часто вам приходится иметь дело с подобной информацией?

– Всегда. Постоянно. Ежесекундно. Изо дня в день на протяжении многих, многих лет. И если вы думаете, что я не осознаю ответственности, с этим связанной… – Майзель вздохнул и покачал головой. – Я боюсь, что Вам никогда не понять того страха и напряжения, которое испытываю я, сталкиваясь ежеминутно с информацией, подобной этой. И я не могу этого выпустить из поля зрения ни на секунду. Потому что никто не сделает за меня мою работу…

– А вы не бойтесь поделиться ответственностью. Возможно, вам резко полегчает. И вас перестанет так распирать от собственной сверхценности, как сейчас…

– Дорогая, я вам говорю это вовсе не затем, чтобы вас разжалобить. Я полностью отдаю себе отчет в том, что никому, в том числе и вам, нет дела до моих истинных чувств и устремлений. В сущности, мне на это плевать. И если бы это было не так, я проводил бы все свое время, все 24 часа в сутки, до хрипоты объясняя, что на самом деле я хотел как лучше… К моему великому счастью, я очень вовремя понял эту проблему и принял меры. То есть теперь вы не знаете не только почему, но и не имеете ни малейшего преставления о том, где, как и когда. И увидел я, что это хорошо, и сказал: что выросло, то выросло, – Майзель снова усмехнулся. – Вот такое вот евангелие от Майзеля, дорогая. Как говорится, не нравится – не кушайте…

– Вы хотите убедить меня в том, что ваша империя под названием «Golem Interworld», и наша чудовищная военно-государственная машина, сросшиеся, как сиамские близнецы, – это такой инструмент Божественного провидения?!

– Да какая же это империя, дорогая моя, побойтесь Бога! Это просто штаб по предотвращению катаклизмов. Любого порядка, любого уровня. Конечно, он не на сто процентов эффективен, но даже Всевышний не создал, как известно, абсолютно безупречно функционирующих систем со стопроцентным КПД, – и Майзель заговорщически подмигнул. – Человек привыкает ко всему, дорогая. Поверьте, абсолютно ко всему. В том числе и к тому, что можно и нужно перебить некоторое конечное количество негодяев для того, чтобы всем остальным дышалось и жилось чуточку спокойнее. К тому, чтобы отдавать приказы. И вертеть человеческими судьбами. Единственное, к чему человек не может привыкнуть, – это жить в постоянном страхе. Человек или умирает от страха, или перестает бояться. И, чтобы перестать бояться, нужно испытать страх поистине непереносимый. Как у меня, – Майзель вдруг резко поднялся и подошел к окну, из которого открывался захватывающий дух вид на весь город целиком. – Ну, довольно, а то что-то я разболтался сегодня, – он мягко и хищно развернулся снова лицом к Елене. Опять это движение, подумала она. Сейчас крыльями взмахнет, и… – Вы чего-нибудь спрашивайте, пани Елена, на вопросы легче отвечать…

Она встретилась с ним взглядом, – кажется, первый раз за всю их беседу и поразилась, каким обжигающим был этот взгляд. Не выдержав, Елена опустила глаза, – но лишь на мгновение. И снова посмотрела на Майзеля.

– Ну, хорошо. Вам не кажется, что некоторая известная степень открытости скорее поможет вам, нежели повредит? Если у вас нет каких-нибудь ужасных скелетов в шкафу.

– То есть?

– Ваши отношения с женщинами, к примеру…

– У меня нет отношений с женщинами, – Майзель сделал ударение на слове «отношений», и Елене показалось, что она увидела какую-то легкую тень на его породистом лице. – Вы можете попробовать выяснить это самостоятельно, мешать я вам не стану, но и помогать не хочу. Только не ждите, что это будет легко…

– Так-таки никаких женщин?