Вадим Давыдов - Год Дракона

– Что, ангел мой? Что?!

– Ты успел, – Елена подняла к нему лицо. – Я, наверное, никогда не смогу понять, как тебе это удается…

– Что?! Говори!

– Ей делают операцию…

– Сейчас?!

– Да, ящерка. Сейчас. Кровоизлияние в селезенку, она не спала поэтому, наверное… Если бы не сегодня, там лопнул бы этот кровяной мешок, вряд ли удалось бы ее спасти…

– Шансы?

– Все будет в порядке. Это несложная операция, они даже не режут ничего, достаточно лапароскопии… Господи, прости меня, с каким удовольствием я выстрелила бы ему прямо в его поганую усатую рожу…

– Теперь ты понимаешь, – вздохнул Майзель.

– Да. Наверное…

– Иди туда, ангел мой. Будь с ней. Будь с ней, прошу тебя…

Лайнер Лукашенко уже вырулил на финишную прямую и остановился, раскручивая турбины. Вдруг они увидели, как из ангара в двух-трех сотнях метров от полосы, обрушив ворота, вылетел ярко-желтый, с низко посаженной кабиной, автомобиль-заправщик и помчался прямо к самолету. Из-за рева реактивных турбин двигателя машины не было слышно, но сомневаться в намерениях сидевшего за рулем не приходилось.

Это же Павел, понял Майзель. И заревел:

– Огонь!!!

– Сдурел, – усмехнулся Богушек. – Не успеют, инерция-то какая… Ай да Павличку, ай да молодец…

И добавил вдруг по-русски, отчего Майзель резко повернул к нему голову:

– А Бог – Он, в натуре, не фраер…

Все произошло за какие-то секунды. Смяв редкое оцепление, открывшее все-таки огонь по заправщику, желтый снаряд, уже охваченный пламенем, влетел под крыло лайнера…

Два взрыва слились в один. Майзель даже не пригнулся, – встретил лицом палящее дыхание взлетевшего вверх огненного вихря. Только закрыл глаза… А когда открыл, на взлетной полосе валялись горящие обломки, и со всех сторон к ним мчались автомобили, – военные, медицинские, пожарные…

Елена выскочила из самолета, ссыпалась по трапу, вцепилась в него:

– Что?!? Что это?!?

– Павел.

– Боже правый…

– Пашенька!!! – услышали они истошный крик и, повернувшись, как по команде, увидели бегущую к ним фигурку Олеси. – Пашенька!!!

Она споткнулась, упала, вскочила, опять побежала… Майзель смотрел на нее, прижимая к себе Елену, и даже думать ни о чем не мог, – какие-то ошметки, а не мысли…

Богушек, прищурясь, глядел неотрывно в сторону обломков. И вдруг прижал пальцем притаившийся в ухе динамик переговорного устройства:

– Жив!? Сюда его, быстро, смотрите, не покалечьте мальчишку!!! – и, повернувшись к Майзелю, расплылся в счастливой ухмылке: – Догадался выпрыгнуть, смотри-ка… А, пожалуй, возьму я его к себе в бурсаки…

– Гонта. Ты мудак, – Майзель продолжал смотреть в сторону Олеси, которая приближалась удивительно медленно.

– Так точно, – еще шире ухмыльнулся Богушек.

– Я тебя предупреждал…

– А я облажался, – согласно кивнул Гонта и посмотрел на Майзеля с Еленой, мгновенно стерев ухмылку с лица. – Облажался я, голубки. Первый раз в жизни я так облажался. Старый стал, наверное. Пойду на пенсию…

Бронемашина с «дьяволами» с визгом затормозила в двух шагах от них. Бойцы вытащили ободранного и перепачканного Жуковича и поставили его перед Майзелем, как куклу, поддерживая, чтоб не упал, – от удара о землю при прыжке и последовавшим взрывом Павла контузило. Он дико улыбался разбитым лицом.

– Что ж ты натворил, малыш… – Майзель вздохнул.

Павел посмотрел на него одним глазом:

– Я его ебнул, Дракон. Это не ты, это я его ебнул. Сам ебнул. Младший сержант вэ-дэ-вэ Жукович, вэ-чэ одиннадцать тридцать пять. Пиздец Лукадрищеву. Понял? Десант, бля. Не хуй собачий… За Андреича с Викторовной… За барышню… За нас всех…

Олеся, вся мокрая от росы и задыхающаяся от сумасшедшего бега, рванулась к нему:

– Пашенька!!! Пашенька, родненький, любименький, Пашенька, жив, жив…

Она повисла на нем, – не столько на нем, сколько на бойцах, которым пришлось держать обоих, целовала, как сумасшедшая, его перепачканную сажей, ободранную физиономию, он еле успевал уворачиваться:

– Ну, живой я, живой, че ты ревешь-то теперь, дуреха ты ненормальная, – бормотал Павел, прижимая к себе Олесю одной рукой, – вторая висела, как плеть, не то вывих, не то перелом… – Не реви ты, все нормально… Живой я…

Все смотрели. И молчали.

Богушек крутанул головой так, что хрустнули позвонки:

– Остановить мелодраму?

– Дубль два, – усмехнулся Майзель. – Не надо, Гонта. Мне нравится…

– Данек, – Елена привстала на носки и дернула его за ухо. – Успокойся. Ты уже ничего не можешь изменить. Забери детей, мальчику нужно первую помощь…