Вадим Давыдов - Год Дракона

– Об этом не беспокойтесь. Они урегулируют с Россией все, что потребуется. И не только с Россией…

– Откуда вы знаете? У вас есть связь?

– Обязательно, – усмехнулась Елена.

– Чего вы хотите взамен?

– Скажите, где наши дети. И уходите. Все кончено, вы что, не понимаете?

– Ничего еще не кончено. Пока эти… эти ваши дети… Пока вы их не вытащите, вы ничего не станете делать. Вы не можете. Вы сами себя поймали в ловушку… С этими вашими играми в благородство и справедливость…

– Ну, не вам попрекать нас этим. Говорите.

– Сначала вы говорите, что вам известно. Что за игра такая…

– Значит, вы чувствуете?

– Да. Я чувствую. Действительно чувствую. Что у вас есть?

Когда Елена замолчала, повторив все, что сказал ей Майзель, то увидела, как осунулся и позеленел Лукашенко. И поняла, что угодила в цель.

– Кто из моих людей в этом замешан?

– Ваш Садыков. Он работает на самом деле не на российскую разведку, Александр Григорьевич. На саудовскую.

– Что за чепу…

– Увы. Это не чепуха. Они хотят столкнуть лбами нас и русских. Здесь, на вашей земле, на беларуской земле. И я хочу услышать от вас, как он собирается это сделать.

– А от него самого не хотите?

Лукашенко усмехнулся, – опять шевельнулись усы, что ты за таракан поганый, подумала Елена, неужели никто ни разу не сказал тебе, что ты похож на мерзкого, огромного, жирного таракана с этими серыми усами, – сказал в переговорное устройство:

– Садыкова позовите… Что? А где он? Найдите, вы что, совсем охуели?!

– Сделайте одолжение, Александр Григорьевич, – светски улыбнулась Елена, – последите за лексикой, вы не один.

– Заткните уши, – огрызнулся Лукашенко. – Что-то вы слишком нежная для военного корреспондента… Это ваша работа?! Где Садыков?!

– Понятия не имею. Я журналист, а не военный и не разведчик. Вы же понимаете, что наши работают, что они повсюду… Я действительно не знаю. Прикажите отпустить детей. Сейчас же.

– Не могу.

– Что значит – не можете?!

– Я так это устроил, что не могу.

– Объясните.

– Зачем?

– Это не ваше дело. Ну?

– Хорошо. Их возят в специальном трейлере. С охраной. Постоянно. И у начальника колонны приказ: если он получит любое сообщение – любое, любого содержания, понимаете? – от меня, от моих помощников, не важно, – он должен вскрыть пакет номер один. Если он не получит сообщения, но станет известно, что произошла смена власти – пакет номер два. В обоих пакетах приказ один – уничтожить груз. Если его будут преследовать, пытаться остановить, – уничтожить груз без промедления. При малейшей опасности или подозрении на опасность – тоже.

– Необходимо какое-то время, чтобы это сделать…

– Одна секунда. Просто нажать на кнопку, и в бронированном кузове взорвется заряд. Взрыв в замкнутом пространстве. Мне не нужно объяснять вам, как это будет выглядеть.

Ты действительно мерзкая тварь, подумала Елена. Ты даже не чудовище, а просто мерзкая тварь. Дракон – чудовище, но он не бессмысленно гадок, как ты, он убивает, действительно, потому что дерется с нежитью. Убивает врагов. А ты убиваешь, чтобы сделать больно. Мерзкая тварь.

– Где передвигается этот автомобиль?

– Его здесь нет.

– Где?!

– В России, – он посмотрел на нее и торжествующе усмехнулся.

Вот оно что, поняла Елена.

– Где конкретно?

– Не знаю. Это неважно…

– Для вас – конечно. Вы сами это придумали?

– Какая разница?

– Есть разница. Возможно, вы сейчас этого не понимаете, но разница есть. И вы не можете не понимать, что живы лишь потому, что у вас наши дети…

– И вы.

– Допустим. И я. Сейчас дело не в этом. Когда все началось… Я не знаю, в какой момент это случилось, я не разведчик и не политик. Но в этот самый момент началась другая игра. Игра, в которой ваша жизнь – вообще жизнь – ничего не значит. Вы должны остановить это. Назовите мне человека, который это придумал.

– И что потом?

– Скажите мне, кто это. И я сразу пообещаю вам жизнь и свободу. А потом я позвоню в Прагу, и дальше – не ваше дело. Я повторю по телефону, что дала вам слово. Только не врите. Потому что если вы соврете, мое обещание не будет иметь силы. Будьте честным. Один раз. Ну?!

– Гарантии? Какие гарантии?

– Мое слово.

– Это смешно.

– Вам, безусловно, смешно. Потому что вы относитесь к слову как к своей собственности, – хочу – дам, хочу – возьму назад. Но вы, вероятно, слышали, что есть и другие, чье честное слово что-нибудь значит. И мое честное слово значит очень много. Никто не посмеет меня обмануть. Говорите.