Вадим Давыдов - Год Дракона

Они остановились у подножия крутого горного склона, на котором стоял большой дом. Это был, как показалось Елене, не новодел, – настоящий дом егеря или лесничего, старый, кряжистый, добротный и сурово-прекрасный. Не роскошный замок и не гламурная вилла. Толстые деревянные колонны, поддерживающие квадрат сруба, нависающего над землей, пологий скат крыши, крытой темным тесом, балкон-терраса, под ней – дровяник и хозяйственный инвентарь, аккуратно разложенный в боевой готовности, лестница наверх… И потрясающая, оглушительная, невероятная тишина, стоящая в густом, как кисель, сладком горном воздухе. Елена, вышедшая наружу из машины, почувствовала, как распрямляются легкие, вбирая в себя живительный кислород.

Майзель вытащил из багажника какие-то сумки, легко взял их одной рукой, другой обнял Елену за плечи и увлек по заботливо расчищенной в снегу тропинке к лестнице, что вела в дом. Они поднялись наверх, вошли внутрь, и Елена улыбнулась, – именно так она и представляла это себе: огромное помещение без перегородок, могучий дубовый стол со стульями, этажерка с книгами, высокие, едва ли не с нее ростом, подсвечники с толстыми свечами из настоящего воска, П-образный диван и пара кресел, кухонный уголок у окна, и огромный камин с уже разведенным огнем, на полу перед которым – широкое низкое ложе, укрытое ковром из медвежьих шкур.

– Нравится? – с беспокойством спросил Майзель. Елена кивнула и, протянув руку, подергала его за ухо. Он вздохнул с явным облегчением и улыбнулся: – Ты голодна?

– Не знаю. А что, ты собираешься меня кормить, если я скажу «да»?

– Обязательно.

– Драконище, ты знаешь, что таких мужчин, как ты, не бывает на свете?

– Знаю, – он печально вздохнул. – Ну, что выросло, то выросло…

Он не разрешил ей помогать ему. Елена сидела и смотрела, как он режет нежное, в мраморных прожилках, мясо на тонкие, полупрозрачные ломти огромным тяжелым ножом, как жарит его прямо на раскаленной стальной плите, переворачивая деревянной лопаткой и бормоча что-то себе под нос, как режет овощи, засыпает их приправой, заливает оливковым маслом и складывает в огромное стеклянное блюдо, мешает, как несет на стол еду и вино в высоком глиняном кувшине, и такое творилось у нее внутри…

– Я не люблю мясо, ты же знаешь, – вздохнула Елена.

– Это не мясо, жизнь моя, – он повернул к ней голову и улыбнулся. – Это лекарство.

Елена и вправду была дико голодна, и поняла это, только когда Майзель поставил перед ней тарелку с едой. И это было действительно так вкусно… Впрочем, она быстро насытилась, и ей так захотелось спать, что она даже не стала притворяться. И не сопротивлялась, когда Майзель поднял ее на руки и отнес на шкуры…

Она проснулась, когда за окнами была уже глубокая ночь. Свечи в канделябрах сгорели едва ли не на половину… Майзель лежал рядом с ней, подперев голову рукой, глядел бездумно в огонь, и сполохи пламени освещали его лицо, придавая ему причудливое и странное выражение… Елена потянулась и привлекла его к себе.

Он отозвался на ее призыв так, словно ждал его всю жизнь. И все было по-прежнему… Он снова перецеловал Елену всю – от пяточек до мочек ушей, и вошел в нее со стоном, от которого у Елены сжалось сердце… Ее почти сразу же унесло взрывом, и потом, через несколько минут, еще… Она искусала ему все пальцы… А потом она почувствовала обжигающе-теплую влагу, затопившую ее лоно. И, ощутив, как он наполняет ее – безнадежно, бессмысленно, бесполезно, напрасно – Елена горько расплакалась у него в руках.

Он увидел, как слезы покатились у Елены по лицу. И снова испугался так, что ватная слабость поползла от живота к ногам и груди. Так, что он закричал шепотом:

– Что с тобой, мой ангел?! Тебе больно?! Где больно?!

– Нет. Мне не больно. Мне очень-очень хорошо. Мне так хорошо, Дракончик… Я… я совсем по другому вопросу плачу…

– Я не хочу обсуждать это сейчас. И запрещаю тебе. Позже. Позже, мой ангел. Пожалуйста.

– Хорошо, – согласно кивнула Елена и улыбнулась дрожащими губами.

Ей самой не хотелось не то, что обсуждать – даже думать об этом. Просто она не могла об этом не думать. С той самой минуты, как у нее началось с Майзелем. С той самой минуты.

– Тебе в самом деле не больно?

Мне больно, чудище, подумала Елена, мне очень больно, хоть и не так, как ты подумал, но мне так хорошо, что пусть будет больно, я согласна…

– Мне хорошо, – повторила Елена и погладила его по лицу.

– Ты не врешь?

– Нет.

Майзель поцеловал ее снова.