Вадим Давыдов - Год Дракона

– Нет. Это кажется. Мы никуда не спешим, потому что вечер только начался.

– Ах ты…

– Доктор, я понимаю женщин. Прости меня, Елена.

Они стояли друг против друга. Елена изо всех сил стукнула его кулаком в грудь. Он улыбнулся. Она стукнула его еще раз. Он улыбнулся еще шире:

– Мир?

– Тебе что, не больно?!

– Нет. Ты хиленькая. Елена Прекрасная, но слабосильная. Впрочем, сила женщины – в ее слабости…

– Перестань изрекать трюизмы. Тебе не идет.

– Так что?

– Я подумаю.

– Танцуем?

– Нет. Я хочу посмотреть на звезды…

Они взяли по бокалу с вином, подошли к краю террасы, и Майзель выключил свет.

– А-ах… – не сдержалась Елена.

– Так лучше, правда?

– Конечно… А ты знаешь, как созвездия называются?

– Нет. Я только Ковш знаю и могу найти. Больше ничего.

– А я знаю. Вот смотри…

Теперь Майзель ее слушал, а Елена рассказывала про созвездия и знаки Зодиака, про Сириус и Венеру в знаке Марса… Он покачал головой:

– Невероятно. Откуда ты все это знаешь?

– Я лет до двенадцати хотела стать астрономом.

– Правда?

– Абсолютная.

– Елена, ты прекрасная и мудрая женщина.

– Прекрати подлизываться.

– А я не подлизываюсь. Я говорю тебе комплименты.

– Зачем?

– Не зачем, а почему. Потому что мне хочется и я не могу сдержаться.

– Чего тебе еще хочется?

– Танцевать с тобой.

– Ну, танцуй…

И танцевал он просто здорово. Это было, наконец, нечестно. Елена так и сказала ему. И спросила:

– Откуда ты узнал, что мне нравится «Пражский ангел»?

– А тебе нравится?! – радостно удивился Майзель так искренне, что она ему поверила.

– Я не должна повторять это сто раз, не правда ли?

– Я люблю Милича. Он умеет очень просто сказать очень сложные вещи. В этой песне всего две музыкальные темы. А если ты спросишь его, как это сделано, он не сможет ответить…

– Ты и в музыке разбираешься.

– Ориентируюсь. Совсем чуть-чуть. Лакуны в классическом образовании, знаешь ли. Если бы я мог это сам…

Елена долго-долго смотрела ему в глаза. Потом прошептала:

– Не может быть…

Он чуть отвернулся и промолчал.

– Милич… ты его… Ты?!

– Елена…

– Только не ври. Если ты соврешь, я…

– Я никогда не вру.

– Говори.

– Я… Я не думал, что ты догадаешься. Я… То есть, я очень этого хотел, но я бы никогда…

Просто невозможно было поверить, что Дракон может вот так мямлить. Как мальчик. Неужели, подумала Елена. Неужели… Я не могу…

– Заткнись и целуй меня, скотина…

А кто может что-нибудь с этим поделать, пронеслось в голове у Елены. Кто, кто, у кого есть силы на это?! У меня – нет. Не осталось. Совсем. И пусть будет, что будет, потому что я делаю то, что должна…

Елена не помнила, как они оказались у него в кабинете. Почему в кабинете… Ей было уже так это безразлично, что словами передать невозможно. Она была вся как туго натянутая струна из нерва, и каждое прикосновение отзывалось в ней трепетом крыльев – крыльев бабочки у нее под сердцем…

– Елена… О, Господи, Елена… Ангел мой, Елена…

Он слишком давно и сильно хотел ее. Иногда чуть не до обморока. И сейчас он желал этому сопротивляться меньше всего на свете… Потом он понял, что все случилось. То, чего так долго хотелось ему. Понял, – когда ощутил, как мечется Елена под ним и на нем, когда услышал ее стон, ее крик, когда увидел, как выламывает ее от страсти, ощутил, как сильно и удивительно нежно целует она его, как покраснели ее щеки и лоб, как она дышит, какая она мокрая вся – и внутри, и снаружи… Понял, что это – оно. Что просто так – так не бывает… По ее первому взрыву, взорвавшему их обоих. По второму – такому сильному, какого не доводилось еще ему видеть. После которого Елена просто потеряла сознание, выключилась. А потом вернулась… Ему было просто удивительно хорошо с ней. Никогда в жизни ни с кем не было ему так… Он угадал. Она была то, что называется – «его размер». И он продолжал любить ее до тех пор, пока не ощутил, что Елена обессилела окончательно. Едва он оторвался от нее, как Елена, сладко постанывая, свернулась калачиком и мгновенно уснула, смешно, по-детски подтянув под себя простыню.

Приняв душ, он вернулся в спальню и осторожно прилег рядом с Еленой. Она, не просыпаясь, повернулась и прильнула к нему. Он ощущал ее ровное, легкое дыхание на своем плече, и чувство, похожее на адреналиновую тоску, медленно, но неотвратимо накрыло его с головой.

Спать он не мог, – даже если бы и захотел. После своего второго рождения он вообще действительно мало спал, двух, максимум – трех часов даже не сна, а полудремы, да и то пару раз в неделю, ему хватало, чтобы полностью восстановить силы… Один вечер, подумал Майзель. Всего один вечер. И я растяну этот вечер на всю мою жизнь, – вот как хотите. Примите и прочее.