Татьяна Батенёва - Внучка, Жук и Марианна

Стало совсем страшно, и Катя легла на диван, свернулась в позе эмбриона и с головой укрылась пледом. Дождь хлестал по крыше плетьми, ветер пытался выдавить стекла.

Вдруг за окнами что-то взорвалось, раздался долгий скрежет, и какая-то тяжесть обрушилась на дом, выхлестнув два окна. Кате показалось, что стены падают на нее, она вскрикнула и села, прижав руки к груди. В окне торчало что-то черное, огромное, жуткое. Оно уперлось в стол, телевизор валялся на полу, чудом не разбившись. Трясясь, как осина на ветру, Катя подошла, потрогала — мокрые листья тяжелой массой загромоздили полкомнаты. «Клен упал!» — дошло до Кати наконец.

Красавец клен был гордостью бабушки. Когда-то в юности его посадила ее мать, баба Поля, а Катя помнила клен уже огромным деревом с тремя стволами — так причудливо он разделился. Летом он особо не выделялся среди других старых деревьев вокруг дома, но осенью — в сентябре и октябре — клен весь заливался красками от лимонной до темно-багряной. Издалека полыхал, как огромный костер, и мимо него равнодушно не мог пройти ни один человек.

И вот теперь, поверженный грозой, он лежал у Кати в гостиной, словно умиравший воин приполз просить помощи.

— Неужели весь упал или только один ствол? — дрожащим голосом вслух спросила Катя.

Чтобы ответить на этот вопрос, надо было выйти на крыльцо. Но там все еще бушевала гроза. Катя попыталась разглядеть что-нибудь в другое окно, свободное, но, кроме черноты и бегущих по стеклу косиц дождя, ничего не увидела.

Николая гроза загнала в дом, когда уже вовсю полил дождь. Он прямо во дворе снял рабочую одежду, облился ведром холодной воды, на крылечке растерся полотенцем. Ну что, раз работать нельзя, можно пораньше лечь спать — нечасто это удается. Выпил стакан холодного молока, съел ломоть хлеба и устроился на диване.

Страшенный треск разбитого грозой клена заставил его подскочить к окну. В сполохах молний он увидел, как огромное дерево наклонилось, несколько мгновений повисело в воздухе и рухнуло на дом Катерины Васильевны. Картина напоминала кадр из американского фильма-катастрофы, и он на секунду опешил, не понимая, как такое может быть в жизни. «Катя!» — вдруг словно кто-то крикнул у него в голове.

Сорвав с вешалки куртку и напялив ее на голое тело, помчался к дому соседки. В синих вспышках Николай увидел, что молния ударила точно в развилку трех стволов клена, два из них упали на дом, третий накренился к дороге, словно просил прощения. Весь двор завалило массой кленовых веток, забор был растерзан, верхушка одного из стволов попала точно в переднее окно, вторая пробила крышу.

Он продрался сквозь скользкие поверженные ветки, едва не сломав ногу, подобрался к боковому окну, крикнул:

— Катя, вы дома? Живы? Это я, Николай!

Через пару секунд за стеклом замаячило бледное лицо, она что-то говорила, но ничего было не разобрать за шумом дождя.

— Откройте окно! Не слышу!

Катя долго вертела шпингалеты, но окно не открывалось, видно, было заклеено с осени. Наконец она догадалась ударить по раме, с треском отворила одну створку.

— Вы как, целы? — Он просунулся в окно, стараясь разглядеть ее в полумраке комнаты. По голове Николая текли струи, мокрые волосы прилипли ко лбу. Ей на секунду стало смешно.

— Я ничего, только напугалась очень. И дверь завалило…

— Это ничего, я разберу, вот только дождь кончится… — Он подтянулся было на руках, но не решился влезть в окно. — Вы как, здесь останетесь? Или, хотите, можно ко мне пока.

— Пока что?… — с грустной улыбкой спросила она.

— Ну, пока я дерево не распилю, его не вытащить, придется пилить и частями…

— Нет, я дома побуду, спасибо.

— А не боитесь? Света тоже не будет, провода оборвало.

— Нет, уже не боюсь, — покачала головой Катя. — А вообще-то я жутко испугалась, спасибо, что пришли, а то бы у меня, наверное, истерика началась.

— Ну, на истеричную барышню вы не похожи, — улыбнулся Николай. — А то пойдемте ко мне, чаем напою. У меня печенье есть овсяное. Катерина Васильевна любила к чаю.

— Еще пряники мятные и сушки, — в тон ему ответила Катя. — Нет, спасибо, тут буду. Наверное, до утра все равно ничего не сделать, но все равно спасибо еще раз.

— Ну ладно, гроза пройдет, к утру, надеюсь, подсохнет немного, так я часов в шесть приду с бензопилой. Вы не пугайтесь, если зашумлю.

— Ладно, не буду. — Катя снова улыбнулась, сжимая у горла накинутый плед.

Катю разбудил визг пилы. Та прерывисто и коротко выла за окнами, потом раздавался треск, и вновь завывала пила. Ветви клена, занимавшие половину комнаты, вздрагивали, потом их потянули наружу. Часть листьев и мелких веток осталась на полу, оконная рама была разбита вдребезги, пол усыпан осколками стекла.