Исаак Зингер - Каббалист с Восточного Бродвея

— Вы в нее попали? — спросил я.

— Да, — ответила женщина, немного помолчав.

— Сразу?

— Почти сразу.

— Как это случилось?

— Однажды Борис не вернулся домой ночевать. Он сказал, что уезжает в Бостон, но я знала, что это вранье. Что я могла поделать? Когда мужчина идет на такое, женщине надеяться не на что. Той же ночью Дуглас без спросу залез ко мне в постель. Я никогда не думала, что подросток может быть таким страстным.

— Этот возраст считается самым сильным возрастом мужчины, — сказал я.

— Правда? С моей стороны это было отчасти — любопытство, отчасти — демонстративный «отказ от должности». Вы не обязаны хранить верность тому, кто на вас плюет. Хотя Борис сказал, что уезжает на сутки, его не было целых трое. Я точно знала, что он в Нью-Йорке. Бостон — не центр биржевых спекуляций. Когда он наконец позвонил и сообщил, что вернулся в Нью-Йорк, я сказала ему: «То, чего ты добивался, произошло».

— Что он ответил? — спросил я.

— Что он сделал это ради меня. Я сказала ему «Тебе не нужно было привозить своего племянника из Англии. Можно было обойтись без этой акробатики». Но он продолжал твердить, что видел, как я несчастна, и хотел мне помочь. Я боялась, что он накажет Дугласа. Кто знает, что творится в таких перекрученных мозгах? Но, придя домой в тот вечер, он был так же дружелюбен с мальчиком, как и прежде. Как ни в чем не бывало расспрашивал его о школе. Потом мы вместе поужинали, и меня поразило, что Дуглас тоже не выказал ни малейшей неловкости. Мог ли мальчик в его возрасте быть таким умным и циничным? А может быть, они сговорились? Я до сих пор не знаю ответа на этот вопрос.

— Сколько все это длилось? — спросил я.

— Он приехал летом. А осенью поступил в колледж — не в Нью-Йорке, а где-то на Среднем Западе. Он пришел попрощаться, и мы провели вечер вместе. Он сказал, что всегда будет меня помнить и что я сделала его жизнь богаче. Пообещал навестить меня в зимние каникулы. Я никогда не видела его с сигаретой, но в тот вечер он дымил, как паровоз. Он принес мне цветы и бутылку коньяка. Я поставила цветы в вазу и налила себе полный стакан коньяку, который залпом выпила в ванной. Он спросил меня про Бориса, и я сказала, что он вернется поздно, но что я хочу сегодня лечь пораньше. «Почему?» — спросил он. «Потому что я устала». — «Я надеялся, что мы проведем эту ночь вместе», — сказал он. И я на это ответила: «Последнюю ночь человек должен побыть наедине с самим собой».

Он начал меня целовать, но я попросила его уйти. Он поколебался немного и ушел. Я подождала пару минут и выбросилась из окна. Мы жили на четвертом этаже. Слава Богу, я упала на мостовую а не на какого-нибудь невинного прохожего.

— Вы заранее это решили? — спросил я.

— Нет, но я чувствовала, что Борис ждет от меня именно этого, и должна была подчиниться.

— И все-таки вы остались в живых, а стало быть, он не преуспел, — заметил я.

— Да, к сожалению. Вот и вся история. Я как-то слышала по радио, что вы часто берете сюжеты для своих рассказов у читателей, которые приходят к вам в гости. И вот я тоже решила с вами поделиться. Единственное, о чем я вас прошу: измените имена.

— О чем думает человек в такие секунды? — спросил я.

— В такие секунды человек не думает. Он делает то, чего хочет от него судьба.

— Что было потом?

— А что потом? Я сломала руки. Сломала ноги. Разбила голову. Доктора, как могли, старались меня залатать. Они до сих пор стараются.

— А где Борис?

— Понятия не имею. Я ни разу больше его не видела. Так же как и его племянника. Наверное, они оба в Англии.

— Вы не разведены?

— А зачем? Нет. Я получаю компенсацию от немцев. Мне много не надо. Каждые несколько недель приходится ложиться в больницу. Но, слава Богу, жизнь на иждивении общества мне не грозит. Долго я не протяну. Главное, что я хотела вам сказать — собственно, ради этого я к вам и пришла: нет ничего прекраснее смерти. Тем, кто испытал этот восторг, остальные «наслаждения» просто смешны. То, чего мы страшимся всю жизнь, с рождения до могилы, — на самом деле величайшее счастье.

— Однако, — заметил я, — мы редко стремимся приблизить это счастье.

Женщина ничего не ответила, и я подумал, что она просто не расслышала моих слов, как вдруг она сказала:

— Предвкушение — это тоже часть удовольствия.

Зазвонил телефон. Взяв трубку, я услышал какое — то невнятное бормотание и покашливание. Наконец звонивший справился с голосом и сказал: