— Русь воюет с логикой! — прокомментировал резонер, кивнув в сторону артистов. — Не люблю провинцию. Когда в поезд садились, на станции видел — из ресторана двоих выводили. Морды расквашены у обоих, глядеть жутко… Официант им, видишь, не понравился… Пентюхи!
— Кретины! — устало и зло выругалась женщина с корзиной антоновки. И Родионову стало жаль ее. За ту неудавшуюся тусклую жизнь, которая наверняка была истрачена на такого вот плясуна, беззаботного и пьяного мужа… Женщина была рябая и умная.
А те двое все так же, не меняя выражения круглых, свекольного цвета лиц, маячили под дождем на осеннем ветру посередине пустынного голого перрона. Поезд тронулся и двинулся к Москве, а они уплывали на своем перроне вглубь России, продолжая играть и плясать, уже не обращая внимания на уезжающих зрителей, уже только ради собственного каприза и удовольствия.
— Сечь, сечь и еще раз сечь! Нещадно! — настаивал попутчик, поднимаясь с места и снимая с третьей полки свой аккуратно сложенный дождевик. — Нещаднейше, уважаемая Вера Васильевна…
Он встряхнул плащ, намереваясь его надеть, определяя, где верх, где низ, и тут из внутреннего кармана плаща неожиданно хлынул поток цветных открыток, рассыпался по столику, по коленям учительницы, по полу…
Учительница закричала страшным голосом, вскочила с места, отряхивая юбку.
Пашка кинулся было помочь, но глянув на эти открытки, отдернул руки, густо покраснел и, схватив сумку и куртку, бросился вон из купе.
Прямиком с вокзала, не заезжая домой, Родионов отправился на Красную площадь. Он не был в ГУМе лет пять и поразился переменам, произошедшим за это время. Когда-то шумный, многолюдный, общенародный магазин превратился в неоновый, холодный, неприступный супермаркет и в своей изрядно помятой в дороге одежде, с простецкой сумкой через плечо, Пашка почувствовал себя неуютно. Ботинки его были в засохшей глине. Как ни странно, молоденькая продавщица отнеслась к нему без ожидаемого презрения. Она ласково и терпеливо предлагала ему то одно, то другое платье, поворачивая его и так, и этак, объясняя попутно направления в моде, называя имена известных модельеров… Деньги чует, самодовольно подумал Пашка.
— Я возьму, пожалуй, вот это. Зеленое, — решился он после недолгого колебания, совестясь того, что отнял так много времени у ласковой барышни.
С дорогим пакетом подмышкой, оставив в магазине половину дома с надворными постройками, выбрался он наружу.
Надо бы еще туфельки подыскать, но это потом, потом. Главное сделано, теперь-то все наладится и исправится…
С успокоенным сердцем вошел он в свой двор. На крыльце сидели Юра со Степанычем, которые, завидев его, вдруг поднялись и скрылись в доме. Родионов направился на кухню.
— Говоришь, говоришь одно и то же, никакого толку! — громко и раздраженно произнес Юра при его появлении и пнул ногою обглоданную кость, отчего та ударилась с биллиардным стуком о кафельную стену, отлетела и завертелась посередине кухни.
— Не ори на меня! — взвизгнула Стрепетова, распрямляясь и отбрасывая веник в угол.
— А я не ору! — заорал Батраков. — Я русским языком объясняю, чтобы не оставлять собаке на полу для тараканов еду и всякую дрянь. — Он сбился, оттого еще больше рассвирепел и еще раз пнул кость. И снова она отскочила от стены и завертелась на прежнем месте.
Вид вышедшего из себя противника, как ни странно, подействовал на Стрепетову умиротворяюще. Она подобрала веник, уперла руки в бока.
— Ну-ну, дальше что? — подчеркнуто спокойно сказала она. — Зарежем человека из-за тараканов?
— Что есть таракан? — опустившись на табурет, произнес Юра угасшим голосом…
— Юра, случилось что-нибудь? — спросил Родионов. — От Ольги что-нибудь?..
— Ольга погибла, — тускло ответил Батраков, не взглянув на Пашку. — Звонили три дня назад. По всем телефонам звонили, которые в ее книжке нашли. На машине разбилась…
Наступила тяжкая тишина, только Стрепетова терла и терла тарелки в раковине. Потом выключила воду и промокнула руки об фартук.
Родионов, покачиваясь, побрел к себе. Знакомое чувство того, что он все это предвидел, что именно этого он и ожидал, овладело им. Ему показалось, что он понял смысл этих страшных слов еще до того, как Юра их произнес. И уже заранее все его существо сопротивлялось и кричало: «Нет! Такого не может быть! Это ошибка, чего-то недопоняли, испорченный телефон…» Но он знал, что это чистая правда, что таких ошибок не бывает, и все-таки сопротивлялся изо всех сил, отталкивал эту правду беззащитными ладонями, не впускал ее в себя. А она вломилась, сметая все преграды, не обращая внимания на все его наивные ухищрения.
Читать дальше