— Пей, малыш, пей… Ошиблись мы. Так что, извини… Пей, малыш…
Удивительное дело, за эти несколько дней, проведенных ими безвылазно в тесной квартире, все заметно поистрепались, поплюгавели и осунулись, один только моряк с каждым днем все больше наливался багровой силой, мордел и расцветал. Никому не удавалось увидеть его спящим, с каждым днем он становился все более энергичным. Его организм быстро справлялся с отравой, перерабатывая ее в здоровый цветущий багрянец щек.
Волосы его жили отдельно, казалось, они пошевеливаются на свежем ветру, у всех же остальных они, потеряв блеск, вяло сбились в сосульки, в серые, потные прядки шерсти. Накануне моряка тряхануло током, когда он на спор сунул пальцы в розетку. От этого густая шевелюра наэлектризовалась, встала дыбом на затылке и висках и стояла так все эти дни, ничем нельзя было пригладить и уложить ее на место.
— Самая крепкая дружба у моряков! — снова стучал кулаком Тюленев по столу. Падали на бок стаканы и чашки.
— Моряк, с печки бряк! — острил и хохотал над шуткой человек с разбитым в кровь лицом, и тогда моряк медленно вставал, разминая пальцы и грозно сдвигал брови к переносице…
Замечалось вдруг, что выпивка закончилась, и моряк снова пропадал в пространстве, впрочем, ненадолго.
И еще один день молнией вспыхивал и сгорал, наступало новое утро…
Комаров в трусах до колен подошел к окну и перетаптываясь на клейком как пластырь линолеуме, стал наливать воду из графина в стакан. Набулькал, поглядел на свет и снова поставил нетронутый стакан на подоконник.
— Н-не могу-у! — хрипло и безнадежно провыл и сел на диван.
— В чем дело? — не понял Родионов.
Тот поднял голову, удивившись, что кто-то еще находится в комнате.
— Там кто-то сидит. Существо… Я наливаю, а оно приговаривает: «Быть-быть-быть-быть…» А зачем мне быть?.
— Молчи, — оборвал Родионов. — Пей свою воду и пойдем сдаваться.
— Да. Пора. Сдаваться, — согласился Комаров. — Пока моряк ушел. Или… Может, слушай, по рюмочке, а потом уже?..
— Нет, брат. Так нам отсюда никогда не выбраться. За мной!
Они, стараясь не шуметь, вышли в полутемную прихожую. Комаров завозился с дверью, ища в задвижку. На кухне кто-то невнятно бубнил, за мутной стеклянной дверью вильнуло аквариумное движение. Это карлики, догадался Родионов, все еще не разобравшись до конца, есть они или приснились ему, эти спивающиеся циркачи.
Комаров засветил спичку и присел на корточки. Да, решил Родионов, есть. Замок был врезан как раз под рост карликов, в полуметре от пола.
Комаров зажег еще одну спичку и снова сомнения охватили Родионова — весь косяк снизу доверху был совершенно изуродован и измочален, словно он долгое время служил подставкой для рубки дров. Огромные острые щепы искалеченного бруса торчали по всей длине косяка, только в самом низу, как раз в полуметре от пола, оставалось местечко, пригодное для крепления замка. Так что карлики были ни при чем.
Комаров тяжко хрипел бронхами, возясь с замком, наконец справился с завизжавшей дверью, и приятели на цыпочках покинули пьяную квартиру. Все время, пока они осторожно спускались по лестнице, Родионов решал для себя неразрешимый вопрос о карликах, но едва только они выскочили из подъезда на солнечную улицу и вдохнули полной грудью — тотчас стал рассыпаться как мираж оставленный за спиною страшный дом. И Родионов быстро зашагал прочь, не оглядываясь. Через десяток шагов его догнал отставший Комаров.
— Сань, — дернул он Пашку за локоть. — Слышь, Сань? Нельзя так. Не по-людски получается…
— Что не по-людски? — не понял Родионов.
— Сань, давай по пивку. Не по-людски так вот домой идти…
— Ладно, — поколебавшись мгновение, согласился Пашка, оглядел с ног до головы понурую ссутулившуюся фигуру Комарова. — Действительно, не по-людски.
— Не по-людски-и… — с подвывом твердил тот.
Родионов пошарил по карманам, нашел несколько смятых тысяч. На пиво хватало.
И это солнечное утро, так невинно начавшееся в пивной, постепенно и нечувствительно переродилось в сумбурный, крикливый день. Неведомо откуда нашлись вдруг деньги, и шаткий столик на длинной ноге облепился новыми знакомыми и приятелями, придвинут был вскоре и второй столик…
— Старик, как выйти из этого запоя? Как? — домогался Пашка, положив руки на плечи седенького иссохшего дедушки, похожего на монастырского послушника, который глядел на всех светлоголубыми, удивительно ясными глазками.
Читать дальше