Дидье Ковеларт - Чужая шкура

Склонив голову, он беззвучно плачет и опускает пипетку в пустой пузырек, а потом выжимает из нее над стаканом один воздух.

— Не могу я спать рядом с инвалидным креслом и знать, что оно больше никогда не прожужжит, как раньше — «бззз, бззз, бэнг», никогда… это выше моих сил. И потом, жили-то мы на ее пенсию, один я наш дом не потяну. Думал поехать на ночь в гостиницу… А потом… свалился, как мешок. Я же один все полтора литра выдул. Да еще в «сухой» день.

— Считай, что ты у себя дома, Лили.

— Знаешь, мы любили друг друга, правда, даже когда она заболела этим склерозом. Говорили, что вместе как-нибудь выберемся. Победим эту гадость. Она всегда знала, что у меня интрижки на стороне… Все понимала. В последнее время я даже притворялся, что у меня кто-то есть. Лишь бы ей казалось, что жизнь вокруг нее не изменилась, что все идет по-старому. А теперь как мне жить? Ради кого? Малыш Гийом за неделю стал звездой по твоей милости, так он уж и не звонит. Ты… Ты начнешь новую жизнь с этой девочкой. И хорошо. А мне крышка. И так оно лучше.

Я кладу руку на его дрожащие пальцы. Он любил Доминик, он создал Ришара Глена и дал ему Карин. Я готов сделать невозможное, чтобы привести его в чувство. И сделаю.

— Ты должен помочь мне умереть, Лили.

— Да ну тебя, — буркнул он, пожимая плечами.

— Ты ведь раньше писал детективы… Придумай, как мне исчезнуть.

Я протянул ему усы. Он их взял, повертел в руке и ненадолго задумался. Идей у него хоть отбавляй, выдает одну и тут же бракует: убийство без единого подозреваемого, исчезновение трупа, афера со страховкой, похищение и отказ от выкупа, временная остановка сердца в результате инъекции производного от кураре — и вот я уже в гробу. По-моему, он подзабыл, с чего мы начали. Я придержал полет его фантазий, и мы наконец выбрали самую медленную смерть — забвение. Рецепт прост: никого не критикую, только хвалю, выхожу из состава жюри «Интер-алье» по состоянию здоровья, прекращаю писать для газеты, скатываюсь по наклонной плоскости все ниже и ниже, и вот уже люди поворачиваются ко мне спиной, и мое имя исчезает из адресов рассылок. Уже не первый год отдел по работе с персоналом донимает меня тем, что я не отгулял положенные мне отпуска. В общей сложности, у меня накопилось месяца четыре. Если я уйду на все это время в отпуск, тот, кто временно меня заменит, успеет закрепиться на этом месте навсегда. А по возвращении мне позволят писать любые рецензии для приложения, лишь бы не выплачивать мне два миллиона в качестве выходного пособия, и даже если я ничего писать не буду, они и за это будут платить. И Ришар Глен сможет жить, где пожелает, за счет призрака со стабильным жалованьем.

— А я принял перфедрин? — встревожился Лили, перебирая разложенные по цвету на столе упаковки таблеток.

Это означает, что ему лучше. Я бы даже сказал, что мысль о скором расставании со мной повлияла на него благотворно.

— Ты уверен, что не будешь скучать? Вот по этому всему… по этой жизни…

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Ты же читал письмо. Скажи честно, она смогла бы перенести на Фредерика свои чувства к Ришару?

Он выдержал мой взгляд. И покачал головой.

— А вдруг она узнает, что ты Фредерик?

— Тем больше причин им не быть.

Лили соглашается со всей серьезностью. Он-то лучше других понимает, чего стоят все эти издатели, продюсеры и рестораторы, как быстро заканчивается этот спуск под гору. Залпом выпил капли, скривился и стал изучать кухню с никому не нужными кастрюлями и сковородками.

— А Доминик? Что с ней будет? — спрашивает он.

Этот вопрос задел меня за живое, но врасплох не застал. Ответ уже готов.

— Я же говорил тебе, что ты мне нужен. Живи здесь. За аренду выплачено вперед, я познакомлю тебя с владельцем дома, скажу, что уезжаю в провинцию.

Сначала он отказался категорически. Но вскоре перестал мотать головой из стороны в сторону, а только чуть заметно пожимал плечами.

— Я бы, конечно, рад. А ты… мы будем хоть иногда видеться?

— Само собой. Я живу в доме напротив.

У него просто отвисла челюсть, так он удивился моей дерзости, решительности, безрассудству.

— Да ты что, старик, тебя же узнают! Извини, но ты все равно похож на себя, хоть и без усов…

— Ничего страшного: я мой племянник.

— Как это?

— Но с собой не общаюсь. Мы в ссоре. На что он мне сдался, индюк надутый!

— Не смей его так называть! — возмутился он.

И мы покатываемся со смеху, свои руки он положил мне на плечи через стол. Потом распрямился, застегнул рубашку.