Юз Алешковский - Предпоследняя жизнь. Записки везунчика

С этой минуты Опс, как ревнивый рыцарь, видел врага и соперника исключительно во мне; он ворчал и глухо порыкивал, словно бы предупреждая, что сегодня не так-то уж будет просто от него отделаться.

Я ни с того ни с сего на секунду закомплексовал; выходит, я, неблагодарная свинья и подонок, хаваю тут чужую номенклатурную бациллу, истощаю бар, к тому же зазываю забугровую телку для незаконной валютной сделки, возможной фарцовки и, кто знает, пары палок… а если вдруг наедут менты или, что еще хуже, гэбэшники?.. писатель моментально сделается невыездным, его понизят в звании, пошарят из списков будущих лауреатов, вышибут к чертям из спецраспределителя, вам, скажут, пиздец, забейте крест на домах творчества… что станет с Котей, с Галиной Павловной?.. мгновенно же решаю, что в этом случае буду о них заботиться, как-нибудь не пропадем, писателя посадим сочинять сценарии подпольной мультипорнухи для японцев… это принесло потрясный барыш одному моему шустрому знакомому…

«Этот Глазунов продается?»

«Если вы о портрете, то он мне не принадлежит… у меня есть для вас кое-что поинтересней плакатной хренотени».

Стол у меня уже накрыт, по-быстрому зажигаю газ под кастрюлькой с потрясным вегетарианским борщом, потом под сковородкой с бараньим жарким, слегка подогреваю картофельные, с грибной подливой, оладушки… всего такого, уверен, Джо вообще в жизни своей за щекой не держала… тем не менее игривое настроение я умело сдерживал… ну, как говорится, слово за слово, хером по столу, аперитивчик, закусываем самодельными моими воланчиками с икоркой, с грибочками… ужасно аппетитная Джо по-деловому оглядывает стены столовой — картинки всякие, портретики, пейзажики, фигурки, гобеленчики, преподношения благодарного народа, то да се… вижу, что она старается скрыть деловой азарт, следовательно, и нетерпеливое желание поскорей начать сделку… однако жратва пришлась ей в самую масть.

«Стряпня, — говорю, — это мое хобби, как и лингвистика, рад, что нравится, но дело у меня вот какое: во-первых, готов с большой для вас выгодой обменять наши деревянные на ваши драгоценные баксы… во-вторых, могу показать кое-что интересненькое… в-третьих, ваше дело — верить мне или не верить, но нас никто здесь не видит, не слышит, дела я привык вести исключительно в одиночку… какой курс вас устроит?»

«Более высокий, чем ваш зверский — не меньше рубля восьмидесяти за бакс».

«О'кей, — говорю, чтоб не жадничать, — на первый раз пусть будет ровно два рубля, зачин — святое дело».

Разными купюрами отсчитываю пять штук рубликов, зеленью получаю две с половиной; вскоре я увеличу сию сумму в два раза, отдав за деревянные богатющему дантисту Шварцману, со всем своим семейством сваливающему на историческую родину; он будет счастлив, ибо крайне удручен тем, что пухнут мозги — не знает человек, куда девать «прессованную фанеру».

«Спасибо, Владимир, теперь я с удовольствием посмотрела бы что-нибудь интересненькое».

О'кей, притараниваю из своей комнатушки несколько отличных досок, по дешевке купленных у одного шаромыги, пару замечательных — с бирюзой — складней и обалденную акварель Зверева, у него у самого случайно взятую за литр водяры… прекрасного мазилу так ломало с бодуновой трясучки, что кисточка из пальцев выскользнула на пол… он с трудом ее отыскивал, ползая по полу, и не находил… а когда врезал на халяву виски из горла моей фляги — моментально нашел… конечно, ничего этого я гостье не рассказал.

«Выбирайте, Джо, что хотите, я назначу невысокую, но, извините уж, твердую цену, не сомневаюсь, что она вас устроит».

Глаза у Джо невольно разбежались; предложенный мною товарец был не паленым и весьма привлекательным, но вовсе не таким уж ценным; на крутые ценности я пока что не тянул; главное было — заделать хорошую репутацию и приличную клиентуру; в сей бизнес и следовало вмазать первоначальный капиталец.

«Очаровательно… это все, что у вас есть?»

«Завтра должно быть кое-что еще… тут у нас свои, знаете ли, трудности».

«Отлично, сегодня я взяла бы вот это, это и, пожалуй, это… нет, еще и это… пока что хватит… я себя разоряю».

«О'кей, — говорю, — во-первых, туфты у меня не бывает, во-вторых: 3 доски, XVIII век — по 200 баксов, 1 складень — 150, пьяный акварельный Зверев — 100, цена (мысленно сам с собой каламбурю, не зверская), цена — ниже нормальной… всего — 850… это очень выгодная для вас сделка, мэм, очень… многие, поверьте, хотели бы быть сейчас на вашем месте… мы ведь тут отлично знаем тамошние ваши цены».