Юз Алешковский - Предпоследняя жизнь. Записки везунчика

А вдруг, думаю, послушался бы меня Ф.М.?.. нагреб бы кучу бабок, вшивый должок вернул брюзгливому барину и прогрессисту Тургеневу, покончил с кредиторами, закатил банкеты друзьям и критикам, счет в банке заимел приличный, подстраховался на будущее, дом купил, дачку в Царском Селе отгрохал, осчастливил исстрадавшуюся Анну Григорьевну, ублажил детишек игрушками и нарядами, отдохнул, подлечился, порадовал бы человечество новыми сочинениями… тут я опомнился… а что, если, заделавшись везунчиком, рабом своенравных шариков Баден-Бадена, начал бы Федор Михайлович пренебрегать Музой, — что тогда?.. конечно, это были идиотски праздные мои видения…

Вдруг, явившись на час с лишним, нагрянули ко мне Котя с Кевином… прости, говорят, за опозда-ву — вождей пережидали… я уже настолько оклемался, что мы долго болтали о том и о сем, поругали уличные пробки, особенно нелепые на фоне бешеного стремления человечества к увеличению скоростей во всех областях жизни.

«Если не ошибаюсь, — заметил Котя, — единственное из всего в микромирах и во Вселенной, к чему неприложимы категории скорости, расстояния, то есть времени и пространства, — это истина, правда, любовь, горе, мудрость, смыслы слов и прочие дела такого рода… я говорю вещи банальные, поэтому мы привыкли редко вдумываться в глубину их смыслов… но ведь нелепо сказать «скорость истины — столько-то сотен тысяч миль в одну биллионную секунды, горя — сорок пять миль в час, любви, мудрости, справедливости — намного меньше черепашьей»… не говорю уж о том, что редко кому удается их обогнать, а о перегнать не может быть и речи… если без шуток, то не может быть скорости у всего Божественного, связанного с бесконечностью и отсутствием времени… извините за слабость теоретического мышления».

К сожалению, наш треп прекратила сестрица, вызвавшая меня на физиотерапию.

Однажды, видимо, посчитав, что я вполне готов к самым мрачным сообщениям, Маруся подошла окольными путями к основной теме.

«Есть, Олух, хорошая новость и паршивая — с какой начнем?»

«Лучше с хорошей, потому что хуже той плохой, что недавно была мне открыта и пережита, быть не может».

«О'кей, я тебя обожаю до головокруженья… кроме того, ты в порядке и после долгого наркоза выдаешь мудрые вещи, как старый даос… теперь — о плохом: у нас тут разразился полнейший дефолт, то ли темнят, то ли действительно погорели какие-то, видимо, не нужные верхам банки, фирмы и компашки… внезапно обнищали люди, позакрывались бизнесы, одна за другой рушатся пирамиды — никакому Шойгу не спасти легковерных вкладчиков из-под обломков их идиотских упований на неслыханные проценты… как обычно, в такие времена одни разоряются, другие наживаются, третьи тихо злорадствуют — терять им было нечего… так что, Олух, ты да я, да мы с тобой и Опсом крепко попали… банковское заведение, где велено мне было снять пару штук, прикрыто в связи с банкротством».

О том, что оставил по глупости у В.С. прежний свой, Николая Васильича Широкова, паспорт, только по которому и мог бы получить остатки вклада, я умолчал — не стоило расстраивать Марусю… никогда не пойму природы своего в тот момент состояния… я не то что бы никак не отреагировал на рассказанное о дефолте, наоборот, меня одолел недавний мой знакомый — родниково освежающий смех… между прочим, никакая это была не истерика, неожиданно растрясающая психику на составные части, причем растрясающая так, что трудно собрать их в нечто целое, всегда сообщающее тебе чувство пожизненной социальной везухи, необходимое для беззаботного существования… но об этом я и не думал — просто отдал себя на волю стихии смеха… он показался мне прямым родственником стихии душевного счастья, исток которого, на мой взгляд, в выражении благодарности Небесам за все — за существование, за судьбу, какой бы она ни была… состояние ничем не омрачаемой веселости поддерживалось еще и тем, что мне действительно был до лампы крупный финансовый прогар… тем более я — как предчувствовал — снял со счета в бывшем банке Михал Адамыча почти все свои бабки для расчета с Котей за размен и покупку его квартиры, за дачу… вот мы и остались почти без бабок, если не считать какой-то суммы в Швейцарии…

«Это, Олух, еще не все, приготовься к самому плохому известию… я первый раз в жизни не доверила феноменальной своей, как у тебя на языки, памяти на цифры… записала кодовый номер забугрового счета на листке из блокнота, который ты вполне бездушно сообщил перед туфтовой своей смертью… проклинай, можешь убить — я перерыла весь дом, но вспомнить не могу, ума не приложу, куда я его дела, листок этот, пропади он пропадом… вот он и пропал… вероятно, я его выбросила… сам сообрази: ну на фига он нужен вместе с номером, когда тебя не стало?.. пожалуйста, не отчаивайся, ты жив, мы счастливы, ты многоязыкий, как дракон, мы подумываем с Фелдом, двумя коллегами и несчастной Эллой, прогнавшей своего блядуна, открыть частную поликлинику — так что выкрутимся».