Виктор Песиголовец - Лицо порока

Движемся медленно. Проходит минута за минутой. Кажется, что этому движению не будет конца. Но вот — мягкий толчок, и колба, чуть дернувшись, останавливается. Сначала меркнет, а потом и вовсе гаснет свет. Створки раздвигаются.

Перед нами — своды величественного дворца. Он из серого камня. На шести колоннах покоятся перекрытие портала. У входной двери — огромной, черной, из кованого железа — застыли бронзовые изваяния двух львов с диадемами на головах. Вместо глаз у них — красные, как кровь, камни, каждое величиной с гусиное яйцо.

— Это дворец моего отца барона Анадоля, — объясняет Вереста, не дожидаясь моих вопросов. — Для того, чтобы ты знал, скажу: на этом горизонте живут шесть баронов и шесть князей. А еще шестьсот командиров стад. У всех челядь, прислуга. Командиры стад дворцов, конечно, не имеют, но у них очень приличные особняки.

Сделав повелительный жест рукой сопровождающим, чтобы они оставались на месте, Вереста ведет меня во дворец. Из-за колонны выскакивает юноша в красной рубахе и черных брюках с деревянным посохом в руках и подбегает к двери. Низко поклонившись, он распахивает ее перед нами.

Громадный зал залит светом. На стенах пылает множество факелов, у стен — ряды напольных канделябров с горящими свечами. В зале нет никакой мебели, он пустой. Только в самом конце, под стеной стоит длиннющий стол, покрытий зеленым сукном, и рядом с ним стулья с высокими резными спинками.

Мы ступаем по мягкому ковру к каменной лестнице, ведущей наверх.

— Я покажу тебе апартаменты отца, — говорит девушка, все так же держа меня за руку, словно несмышленого ребенка. — Его сейчас нет дома.

— Кроме зала, что еще находится на первом этаже? — спрашиваю я, озираясь по сторонам в поисках дверей или проходов в смежные помещения.

— Есть еще кухня, трапезная, зимний сад и комнаты для прислуги, — охотно рассказывает Вереста. — А на втором этаже живем мы с отцом. Он занимает правое крыло, я — левое. Есть еще третий этаж. Там отец проводит совещания с подчиненными ему командирами стад.

Мы неторопливо поднимаемся по ступенькам лестницы, покрытым зеленой ковровой дорожкой.

— Скажи, пожалуйста, кто главнее — барон или князь? — продолжаю я задавать вопросы, краем глаза поглядывая на прелестную грудь и шею юной красавицы.

Она перехватывает мой взгляд, лукаво улыбается и начинает растолковывать:

— В принципе они равны. Барон руководит сотней тысяч полубесов, которые приданы ему для работы на закрепленной за ним территории земли. А князья командуют особыми подразделениями, которые выполняют специальные, наиболее важные и ответственные задания.

Лестница заканчивается. Мы попадаем в зал, увешанный коврами.

По левую и по правую стороны возвышаются деревянные двери, обитые по углам бронзовыми пластинками.

Вереста открывает ту, что справа. Перед глазами — короткий коридор. В конце его — такая же высокая дверь с поблескивающими пластинами. Направляемся к ней.

— Это кабинет отца, — сообщает девушка.

Большая комната, заставленная тяжелыми шкафами. Посередине — стол, рядом — роскошное кожаное кресло. Кресла и стулья стоят в беспорядке по всему кабинету. На столе — ничего, кроме толстой папки из красной кожи и письменного прибора. Четыре окна, высотой в человеческий рост, занавешены тяжелыми бордовыми шторами. Там, где стены не заставлены мебелью, висят картины в богатых, золоченых рамах. Одна из них, самая большая, размещена над столом. На ней изображен крепкий шатен с ниспадающими до плеч волосами. От его головы исходит зеленоватый свет. Это свечение напоминает нимб вокруг голов святых на иконах. Шатен закован в стальные латы, за плечами развивается пурпурный плащ. Ноги, обутые в высокие коричневые сапоги, стройные и мощные, от колен и до бедер затянуты в желтую ткань лосин. Лицо закованного в латы выражает решимость, глаза его страстно горят, каждый мускул напряжен. В одной руке этот мужественный воин держит остроконечный шлем, украшенный золотым венком, в другой — обоюдоострый меч, почему-то кроваво-красного цвета. У самих ног шатена покоится чудовище свирепого вида с черными, лихо закрученными рогами. Оно хищно разинуло многозубую пасть, его глаза, как угли, лапы — толстые и уродливо кривые — с огромными когтями.

— Это твой отец? — спрашиваю Вересту, указав на картинного витязя.

— Нет! — коротко отвечает она.

Отступив в сторону, начинаю с интересом разглядывать другие картины. Их много: старик в суконном зеленом френче; нагая женщина, нависшая над черной пропастью и вскинувшая тонкие руки к небу; хмурый всадник с саблей в пуке; два дерущихся кота, один — черный, другой — белый с серым пятнышком на лбу; стоящие на коленях полураздетые дети, взирающие на восходящее солнце… На картине у двери изображена красивая молодая женщина в белом, как будто атласном платье, с алой розой в рыжих волосах. Она снисходительно улыбается, придерживая рукой завиток у виска. Женщина на картине — это, конечно, Вереста, хотя немного в другом обличье.