Виктор Песиголовец - Лицо порока

— А чего же и не погулять, дружище? — рыжий, видимо, он и есть хозяин дома, все-таки выскальзывает из цепких рук пышногрудой бабенки. И, слегка припадая на одну ногу, подходит к нам. — Сынка-то моего старшего — Ферула — взяли наконец на восьмой горизонт. Должность, конечно, пока так себе, ничего особенного, но сам знаешь, работать там — дело почетное и прибыльное.

— Так ты, Лифатий, значит, решил это событие отметить? — Амфилахий деловито направляется к дивану и тянет меня за собой.

Мы с трудом втискиваемся на диван между двух толстозадых молодок. Тощая женщина, почти старуха — безобразная, беззубая, но услужливая — тут же ставит перед нами полные кубки.

— Лифатий вдовец, — шепчет мне на ухо окружной. — Сам вырастил троих сынов и дочку. Теперь вот пристроил одного на не пыльную работенку. У него везде связи.

Я заглядываю в свой кубок: мутноватая, светло-коричневая жидкость мне не нравится и не внушает доверия. Я тихо спрашиваю Амфилахия, можно ли это пить.

— Конечно! — кивает он. — Это кокосовый ликер смешанный с вытяжкой из зверобоя, любимое пойло здешних пьянчужек. Пей смело. Крепости в нем — мизер.

Я осушаю кубок. Выпивают и все присутствующие. И разом начинают галдеть. К их, болтовне ненадолго присоединяется и Амфилахий. А я перебрасываюсь несколькими словами с сидящей рядом дамой. Она икает, плохо держит голову, но отвечает впопад и не задает никаких глупых вопросов, как это обычно делают пьяные женщины.

Минут через двадцать мы поднимаемся из-за стола. Амфилахий ссылается на неотложные дела и чинно удаляется. Я следую за ним.

Во дворе стоит, опираясь спиной о стену ближнего флигеля, знакомая уже деваха.

— Отворяй калитку! — рявкает окружной. — Мы уходим.

Молодка бросается к изгороди. Скрепят петли.

— Будь здорова, чернобровая! — смеясь, прощается Амфилахий и снова крепко шлепает ее по увесистой заднице.

Девка, завизжав, отскакивает в сторону. Но тут же застывает в почтительном полупоклоне.

— Ну, что, Иван, увидел, чего хотел? — спрашивает меня окружной, когда мы выходим на улицу.

— Да, спасибо за экскурсию и угощение! — благодарю я, оглядываясь на деваху, которая стоит у калитки и во все глаза смотрит нам в след.

— Теперь, думаю, тебе пора обратно, — Амфилахий одергивает полы френча и, расправив плечи, легко и в то же время степенно вышагивает по камням улицы.

… От Устина я уехал в Запорожье последним автобусом.

Ночью у меня жестоко ныли уставшие от ходьбы по лестницам ада икры ног…

С утра в мой кабинет ввалился запыхавшийся шеф.

— Слышь, Максимыч, — бодро начал он, протягивая руку для приветствия. — Завод «Металлист» купил для своей медсанчасти какое-то мудреное оборудование, позволяющее на ранней стадии выявлять заболевания сердечно-сосудистой системы. В общем, будь добр, поезжай туда и сделай добротный материал. Только, я тебя прошу, не жалей красок, оптимизма! А то наша страница «Здоровье» сплошь о болезнях, смертях да о бедах отечественной медицины.

Я поморщился. От писанины на темы здравоохранения меня всегда мутило.

— Лучше я Валентину пошлю! Она в этом больше смыслит, — попробовал я отбрыкнуться от этого задания.

— Она напишет, как всегда, сухо и бледно, — возразил шеф. — А нужно, понимаешь, ярко, броско, празднично, ведь Новый год на носу! Кстати, как там Валин пацан, выздоровел?

— Да все нормально! — я отодвинул на краешек стола лист бумаги с началом статьи о фермере-кролиководе. — Обычная ветрянка.

Шеф подозрительно повел носом, недовольно покашлял. Он только теперь заметил в моей руке дымящую сигарету, которую я по привычке опускал под стол после каждой затяжки. Шеф категорически запрещал сотрудникам курить в кабинетах и даже издал на этот счет соответствующее распоряжение, с которым всех ознакомила Маша под расписку. Но я всегда нарушал его волю — писать без сигареты просто не могу. Недовольно взглянув на струйку дыма и многозначительно помолчав, шеф со вздохом бросил:

— Короче, Максимыч, сделай корреспонденцию из медсанчасти! И давай, как можно больше светлых тонов!

— Ладно! — согласился я нехотя и, привстав, швырнул окурок в открытую форточку.

Шеф нервно потер рука об руку, похмыкал, пофыркал и, наконец, удалился. А я принялся звонить в медсанчасть, чтобы договориться о встрече с руководством.

Через полчаса я уже сидел в кабинете главного врача Горецкого. По-молодецки подтянутый, опрятный и энергичный, этот пятидесятипятилетний человек любил порассуждать. Он долго говорил о путях становления украинской медицины, поделился своим видением решения проблем в здравоохранении и часа через полтора бодро объявил: