Виктор Песиголовец - Лицо порока

Подробности решил разведать у Прохорова — тот обычно знал гораздо больше, чем сообщалось рядовым обывателям. В последний день своего отпуска, вечером я позвонил Юрию Петровичу и назначил встречу. Он, судя по интонациям голоса, находился в уже изрядном подпитии, но повидаться со мной согласился охотно.

Одевшись, я отправился в «Золотые пески» — ближайшее от моего дома приличное кафе.

Прохоров явился даже раньше назначенного времени. Грузный, запыхавшийся, в плаще на распашку, он ввалился в заведение и, пьяно щурясь, стал шарить глазами по залу. Отыскав меня, заулыбался и двинулся к моему столику.

— Умираю от жажды! — пожаловался он вместо приветствия и показал пальцем себе на рот. — Нужно смочить.

Я пододвинул ему рюмку и налил коньяка. Юрий Петрович одним глотком осушил ее и посмотрел на меня выжидательно, как преданный пес на хозяина. Я, не мешкая, налил еще. Ухмыльнувшись, сыщик выпил, закряхтел и тяжело, как мешок, плюхнулся на стул.

— Кажись, попустило! — сообщил он, почесывая за ухом. — Слегка.

Я не стал тянуть кота за хвост и сразу перешел к делу.

— Скажи мне как опытный юрист, у Верченко дело совсем табак?

Прохоров закивал головой, прикуривая сигарету.

— Хуже некуда! Думаю, посадят. И в офисе, и дома, и на даче, и даже в гараже у него провели обыски. Нашли много интересного. Единственная загадка — это мне за рюмкой чая поведал один приятель из органов, — Юрий Петрович понизил голос до шепота, — куда исчезла приличная сумма, которую Верченко получил накануне шухера от предпринимателей из Херсона: Они показали, что передали ему деньги в черном кожаном кейсе. Кейс пропал…

— И много там было «бабок»? — вяло поинтересовался я.

— Куча! — сыщик нарисовал рукой круг в воздухе. И уточнил: — За них можно было купить пару-тройку «Мерсов».

— Ну и где же они, эти деньги?

Прохоров алчно посмотрел на две бутылки коньяка, стоящие на столе, потом задумчиво — на меня.

— Я думаю, Иван Максимович, что их перепрятала женушка Верченко, — Юрий Петрович откинулся на спинку стула и взял в руку рюмку, которую я в третий раз наполнил коньяком. — Больше им некуда деться.

— Вряд ли! — засомневался я.

— У нее они! — Прохоров рубанул рукой воздух. — Чутье мне подсказывает: денежки у нее в кабинете!

Я потер пальцами виски — почему-то вдруг разболелась голова.

— А может, Верченко передал их своей любовнице? — предположил я, разливая остатки коньяка с первой бутылки.

— Проститутке из отеля? — переспросил сыщик, вытаращив на меня свои кроличьи глаза. — Он что, по-твоему, совсем дурак?

— А если дурак?

— Ну, конечно, в принципе можно допустить и это, — задумался Юрий Петрович. — Но нюх меня никогда не подводил. А он мне подсказывает: бабки у докторши. И только у нее!

— Ладно, хрен с ними! — махнул я рукой. — Давай лучше выпьем!

Четвертая, а затем пятая рюмки явственно подкосили силы Прохорова. У него стали непроизвольно закрываться глаза, лицо приобрело свекольный цвет, а из зажигалки ему никак не удавалось высечь огня. Но говорил он вполне связно.

— Было бы совсем неплохо прибрать к рукам эти деньжонки! — облокотившись об стол и щурясь, рассуждал Юрий Петрович. — По крайней мере, стоило бы попытаться сделать это. Как? Ничего сложного. Все совсем просто. Позвонить ей, представиться, скажем, старшим инспектором по особо важным делам управления МВД области и вежливо предупредить: дескать, милейшая, пожалуйста, не уходите с работы, в течение пятнадцати минут к вам приедут наши люди с обыском. Извиниться, сказать: понимаем, мол, что вы ни при чем, что ничего такого в вашем рабочем кабинете быть не может, это, мол, только досадная формальность, но соблюсти ее мы обязаны. А потом аккуратно проследить за действиями мадам Верченко. Если деньжата при ней, она занервничает, попытается куда-нибудь перепрятать их. Только выйдет с ними из кабинета, а тут мои мальчики — хлоп! Растерявшись, она, естественно, даже не попросит предъявить удостоверения. Хлопцы и конфискуют всю сумму. План, как видишь, архипростой и тем гениальный!

— Юрий Петрович! — встревожено вскричал я, зная, что Прохоров способен на любую авантюру. — Не вздумай этого делать! Оставь даже мысли о Диане, не беспокой ее!

— Да ладно, ладно! — примирительно поднял он руки. — Я пошутил!

Мы вылакали еще по паре рюмок, и, сыщик, запинаясь на каждом слове, витиевато простился. Я пожал ему руку. Переваливаясь с боку на бок, как разжиревший гусь, он медленно побрел к выходу из кафе. Я проводил Прохорова взглядом и в который раз подивился выносливости этого вечно хмельного борова — свалить его с ног практически невозможно, сколько ни пои.