Роберто Боланьо - Последние сумерки на земле

Дверь из патио открывается, и появляется женщина в белом платье. Та самая, что делала мне минет, думает Б. Женщине на вид можно дать лет двадцать пять, хотя ей наверняка гораздо меньше, возможно, шестнадцать или семнадцать. У нее, как и почти у всех остальных, длинные волосы, на ней туфли на очень высоких каблуках. Когда она пересекает зал (направляясь в туалет), Б пристально рассматривает ее туфли: они белые, но с боков измазаны грязью. Отец тоже поднимает глаза и какое-то время наблюдает за ней. Б смотрит на проститутку, открывающую дверь туалета, затем смотрит на своего отца. Тут Б закрывает глаза, а когда снова открывает, проститутки уже нет, отец же опять занят только игрой. Лучше бы вам увести отсюда отца, шепчет ему на ухо одна из женщин. Б просит еще текилы. Я не могу, говорит он. Рука женщины скользит под его свободную гавайскую рубашку. Она проверяет, есть ли у меня оружие, думает Б. Пальцы ползут вверх по его груди, сжимаются вокруг левого соска. Давят на сосок. Эй, говорит Б. Ты мне не веришь? – спрашивает женщина. А что тут может произойти? – спрашивает Б. Кое-что плохое, отвечает женщина. В каком смысле? – спрашивает Б. Не знаю, но я на твоем месте убралась бы отсюда подобру-поздорову. Б улыбается и в первый раз смотрит ей прямо в глаза; пойдем с нами, говорит ей Б, отхлебывая из стакана текилу. Я еще не совсем спятила, отвечает женщина. И тут Б вспоминает один эпизод, случившийся еще до того, как он уехал в Чили; отец тогда сказал: «Ты у нас художник, а я рабочий». Что он имел в виду? – думает Б. Дверь туалета открывается, и проститутка в белом снова появляется в зале, на сей раз на туфлях ее нет ни пятнышка; она пересекает зал и останавливается перед столом, где играют в карты, рядом с одним из незнакомцев. Почему мы должны уйти? – спрашивает Б. Женщина бросает на него косой взгляд и ничего не отвечает. Есть вещи, о которых можно рассказать, думает Б, и есть вещи, о которых рассказать нельзя. Он закрывает глаза.

Словно во сне он возвращается на задний патио. Крашеная блондинка ведет его туда за руку. Это со мной уже было, думает Б, я пьян, я никогда отсюда не выйду. Некоторые поступки и жесты повторяются: женщина садится на расшатанный стул и расстегивает ему брюки, ночь будто бы парит над землей на уровне пустых ящиков из-под пива, похожая на смертоносный газ. Но кое-что изменилось: нет, к примеру, собаки, на востоке уже не висит луна, зато несколько светлых волокон предвещают рассвет. Когда дело идет к концу, появляется собака, вероятно привлеченная стонами Б. Она не кусается, говорит женщина, когда собака останавливается в нескольких метрах от них и скалит зубы. Женщина встает и приглаживает платье. У собаки на спине шерсть встает дыбом, из пасти течет прозрачная слюна. Тихо, Пуас, тихо, Пуас, приговаривает женщина. Сейчас она нас покусает, думает Б, отступая к двери. Дальше происходит нечто невразумительное: у стола, где играли в карты, теперь все стоят. Один из незнакомцев кричит во всю глотку. До Б доходит, что тот осыпает ругательствами его отца. Б идет к стойке, просит бутылку пива, выпивает большими глотками, захлебываясь, потом направляется к столу. Отец держится спокойно, думает Б. Рядом с отцом на столе лежит куча бумажных денег, он берет банкноты по одной и засовывает в карман. Ты не выйдешь отсюда с этими деньгами! – кричит незнакомец. Б смотрит на бывшего прыгуна. Хочет прочитать по его лицу, на чью сторону тот встанет. Пожалуй, на сторону незнакомца, думает Б. Пиво течет у него по шее, и только тут он чувствует, что весь горит.

Отец Б заканчивает считать деньги и смотрит на трех мужчин и на женщину в белом. Итак, кабальерос, мы удаляемся, говорит он. Сын, держись поближе ко мне. Б выливает на пол остатки пива и хватает бутылку за горлышко. Что ты делаешь, сын? – спрашивает отец. В его голосе Б улавливает легкий упрек. Мы спокойно уйдем отсюда, говорит отец, потом поворачивается к женщинам и спрашивает, сколько они им должны. Та, что стоит за стойкой, заглядывает в бумажку и называет довольно приличную сумму. Блондинка, которая стоит на полпути между столом и стойкой, называет еще одну цифру. Отец Б складывает в уме, достает деньги и протягивает блондинке: это тебе плюс за выпивку, говорит он. Потом добавляет еще пару купюр: это чаевые. Теперь можно уходить, думает Б. Оба незнакомца загораживают им дорогу. Б, сам того не желая, смотрит на женщину в белом: та села на один из пустых стульев и перебирает кончиками пальцев карты, разбросанные по столу. Только не мешай мне, шепчет отец Б, и Б не сразу соображает, что эти слова относятся к нему. Бывший прыгун сует руки в карманы. Незнакомец снова осыпает ругательствами отца Б, он велит тому вернуться к столу и продолжить игру. Нет, больше я играть не стану, говорит отец Б. Несколько секунд, глядя на женщину в белом (она впервые кажется ему очень красивой), Б думает про Ги Розея, который бесследно исчез с этой планеты, безобидный, как ягненок, в то время как нацистские гимны взмывали в небо кровавого цвета, и воображает себя самого Ги Розеем – Ги Розеем, похороненным на одном из пустырей Акапулько, исчезнувшим навсегда, но тут он слышит, как отец упрекает за что-то бывшего прыгуна, и осознает, что, в отличие от Ги Розея, сам он не одинок.